Граду и миру - страница 39




Затем она долго мучилась. Пока готовила задание; пока принимала душ; пока лежала и слушала дыхание соседок. Под утро – не выдержала.

– Инга! – она постучалась в дверь комнаты, где жила сопроводительница. Дверь открылась – Ванесса с удивлением обнаружила, что, несмотря на раннее утро, женщина была одета в яркий рабочий костюм. Внутри шевельнулся червячок сомнения.

Женщина склонила голову к плечу и не то с досадой, не то с тоской глядела на Ванессу.

– Инга, – повторила девушка. – Важный разговор. Это по поводу кружка Бата.

Инга округлила глаза, прижала палец к губам и прошептала:

– Хотя бы не в коридоре! Проходи, проходи!

Она затащила сбитую с толку Ванессу за руку в комнату и захлопнула дверь.

Комната была безукоризненно прибрана. Более того – ни безделушек-статуэток-картиночек на стенах и полках; ни салфеточек-занавесочек; даже плед, которым была накрыта застеленная постель, имел вид казённый. В углу на столе работал коммуникатор; сейчас он был скрыт защиткой – из-за мутной пелены было не разобрать, кто или что на его допотопном экране.

В душу Ванессы снова закрались подозрения. Она до сих пор не чувствовала в полной мере, что действует правильно. С одной стороны, в кружке – её учитель и Ленка; Ник, слава всему, только смотрит эти синемы, отдельно от кружка. Хотя и он неизвестно, чем там занимается. С другой – происходящее было пугающим, непонятным, опасным. Разбираться самой? Сначала понять бы, с чем разбираться и как к этому относиться.

А что, если и Инга общается с этим мужиком? Ну, который в белых перчатках. И тоже идёт за ним. Но тогда зачем она говорит им всё время, какой он плохой?

– Не молчи, – устало процедила Инга сквозь зубы. Под глазами у неё темнели круги, задорные конопушки, казалось, побледнели, а рыжина поблекла. – Садись.

Ванесса села на застеленную кровать. Помявшись, решила рискнуть и рассказала о том, какие листовки раздавал Бат после урока. Инга села напротив на стул и слушала, не перебивая. Когда Ванесса закончила, она спросила:

– Не брала листовку?

– Нет! Я… зачем?

– Надо было, – Инга запустила руки в волосы. – Это было бы доказательством.

– Извините, я не знала…

– Идём к Людмиле, – Инга выпрямилась и поднялась на ноги. – Может быть, тебя послушает. Репутация у тебя хорошая.

Они проследовали на третий этаж; там, в конце коридора, находилась комната Главы. Инга долго жала на звонок, пока заспанный женский голос не спросил:

– Кто?

– Инга.

Секунда молчания, затем дверь открылась – и вот Людмила отошла в сторону, запахивая халат. Только сейчас, когда она была в домашних тапочках, Ванесса поняла, насколько та ниже уровня её плеч.

Комната была самая обычная. Но, не в пример Ингиной, её украшали безделушки: постель была прикрыта цветастым пледом. У кровати лежал коврик, стилизованный под старинную шкуру льва; на стенах висели две картины, изображавшие людей в старинных дворцах. На столе стояло зеркало в изящной оправе, стилизованной под цветы.

Сесть гостям не предложили. Людмила прикрыла дверь и теперь стояла, уперев руки в бока. Напротив неё Инга и Ванесса переминались с ноги на ногу.

– Есть свидетель, – резко произнесла сопроводительница. – Ванесса, расскажи.

Девушка сбивчиво повторила рассказ. Выслушав её, Людмила отвернулась к Инге и, улыбаясь, возразила:

– Этого не достаточно. Девочке могло показаться. Она напугана, ничего не понимает – это ведь нормально для детей в её возрасте. И что плохого в идее об индивидуальности? Разве Бат не мог придумать это сам? Он, позвольте напомнить, учитель морали и этики. Вот если бы у неё был листок, а мы могли изучить содержание…