Чуть отступив от собеседницы, Харрисон пробормотал:
– Если ваше сердце принадлежит другому, почему же вы не выходите за него?
Анджелина судорожно сглотнула. И он увидел, как бешено бьется пульс в ложбинке у ее горла. Впервые после их встречи она окинула взглядом зал.
Очевидно, не отыскав того, кого высматривала, она вновь взглянула на графа и тихо сказала:
– У моего отца есть свои причины.
Да, разумеется. И именно отец заставлял ее выйти замуж. Но почему? Ради титула? Денег? Может, тут что-то тайное и зловещее? Или же отцу просто не хотелось, чтобы дочь вышла замуж за человека, которого любит?
Но какая разница, в чем причина, если ее сердце принадлежит другому? И это обстоятельство все меняет. Он не имел ни малейшего желания ввязываться в семейную свару между молодой леди, ее отцом и поклонником. И уж конечно, не имел желания тащить в постель женщину, у которой на уме другой мужчина.
Неожиданно для самого себя Харрисон вдруг выпалил:
– Полагаю, все дело в том, что у этого мужчины нет титула.
– Ошибаетесь, – возразила Анджелина. – Его титул – чин капитана. Сам Веллингтон отметил его после битвы при Ватерлоо.
– О, так он офицер?… – пробормотал Харрисон.
– Да, – тут же кивнула Анджелина.
Харрисон невольно улыбнулся. Он прекрасно знал, как трудно молодым дамам устоять перед мужчиной в мундире.
– Офицеры умеют быть джентльменами, – осторожно заметил он. – Наверное, вы искали именно его, когда вошли в Гранд-Холл и оглядывали бальный зал?
– Да, но… – Анджелина осеклась и, наморщив лоб, пробормотала: – Как вы узнали?
Харрисон пожал плечами.
– Просто заметил, как вы осматривались. Вот и все…
– Значит, вы, милорд, пытались рассмотреть меня до того, как состоялось наше знакомство? – пробормотала Анджелина.
Харрисон снова пожал плечами. Если ее сердце действительно принадлежало другому, то какая разница? И вообще пусть сама делает выводы.
Тут девушка раскрыла веер и принялась обмахиваться.
– Никто еще не выводил меня из себя так, как вы, милорд, – заявила Анджелина. – Злосчастная вы душа!
Что ж, он и впрямь злосчастная душа: оставался в Лондоне и продолжал развлекаться даже после того, как получил письмо, в котором сообщалось, что брат болен и нуждается в нем, – но Харрисон никогда не видел причин вести себя иначе, пока не унаследовал Торнуик.
– Простите, лорд Торнуик. Могу я вмешаться в ваш разговор?
Услышав знакомый голос, Харрисон обернулся и увидел перед собой вдовствующую герцогиню Дрейкстоун, мать Брэя. Впервые он встретил эту даму, когда ему было десять лет. И за те двадцать лет, что знал ее, она ничуть не изменилась. По-прежнему красива и надменна до безумия. Будучи младшим из братьев, Харрисон рано научился любому давать достойный отпор, и никто не мог его запугать, но эта женщина несколько раз заставляла его дрожать от страха.
– Конечно, миледи, – ответил он с поклоном и поцеловал руку герцогини, затянутую в перчатку. – Миледи, могу я представить вам мисс Анджелину Рул?
– Да, разумеется, – с улыбкой кивнула дама. – Собственно, из-за этой девушки я и решила поговорить с вами.
– Рада познакомиться, миледи, – тихо произнесла Анджелина, приседая в глубоком реверансе.
– Я не могла не заметить вашего веера, мисс Рул. Увидела роспись, когда проходила мимо. Можно? – спросила герцогиня, протягивая руку.
Взяв веер, герцогиня принялась его рассматривать, и Харрисон увидел пейзаж с рекой, на берегах которой цвели яркие цветы и порхали бабочки. Тот, кто расписал этот веер, прекрасный художник – изобразил даже отблески солнечных лучей на воде.
