– Вот чего бы я никогда не подумал, – серьезно отвечал Монте-Кристо, – сони – неприятные соседи, раз уж мы не едим их в меду, как это делали римляне.
– Вот как? Римляне их ели? – спросил садовод. – Ели сонь?
– Я читал об этом у Петрония, – ответил граф.
– Неужели? Не думаю, чтобы это было вкусно, хоть и говорят: жирный, как соня. Да и не удивительно, что они жирные, раз они спят весь божий день и просыпаются только для того, чтобы грызть всю ночь. Знаете, в прошлом году у меня было четыре абрикоса; один они испортили. Созрел у меня и гладкокожий персик, единственный, правда, – это большая редкость, – ну так вот, сударь, они у него сожрали бок, повернутый к стене; чудный персик, удивительно вкусный! Я никогда такого не ел.
– Вы его съели? – спросил Монте-Кристо.
– То есть оставшуюся половину, понятно. Это было восхитительно. Да, эти господа умеют выбирать лакомые куски. Совсем как сынишка тетки Симон; он уж, конечно, выбрал не самые плохие ягоды! Но в этом году, – продолжал садовод, – будьте спокойны, такого не случится, хотя бы мне пришлось караулить всю ночь, когда плоды начнут созревать.
Монте-Кристо услышал достаточно. У каждого человека есть своя страсть, грызущая ему сердце, как у каждого плода есть свой червь; страстью телеграфиста было садоводство.
Монте-Кристо начал обрывать виноградные листья, заслонявшие солнце, и этим покорил сердце садовода.
– Вы пришли посмотреть на телеграф, сударь? – спросил он.
– Да, если, конечно, это не запрещено вашими правилами.
– Отнюдь не запрещено, – отвечал садовод, – ведь в этом нет никакой опасности: никто не знает и не может знать, что мы передаем.
– Мне действительно говорили, – сказал граф, – что вы повторяете сигналы, которых сами не понимаете.
– Разумеется, сударь, и я этим очень доволен, – сказал, смеясь, телеграфист.
– Почему же?
– Потому что таким образом я не несу никакой ответственности. Я машина, и только, и раз я действую, то с меня ничего больше не спрашивают.
«Черт побери, – подумал Монте-Кристо, – неужели я натолкнулся на человека, который ни к чему не стремится? Тогда мне не повезло».
– Сударь, – сказал садовод, бросив взгляд на свои солнечные часы, – мои десять минут подходят к концу, и я должен вернуться на место. Не желаете ли подняться вместе со мной?
– Я следую за вами.
И Монте-Кристо вошел в башню, разделенную на три этажа; в нижнем находились кое-какие земледельческие орудия – заступы, грабли, лейки, стоявшие у стен, – это было его единственное убранство.
Второй этаж представлял обычное или, вернее, ночное жилье служащего; тут находилась скудная домашняя утварь, кровать, стол, два стула, каменный рукомойник да пучки сухих трав, подвешенные к потолку; граф узнал душистый горошек и испанские бобы, чьи зерна старичок сохранял вместе со стручками; все это он, с усердием ученого ботаника, снабдил соответствующими ярлычками.
– Скажите, сударь, много ли времени требуется, чтобы изучить телеграфное дело? – спросил Монте-Кристо.
– Долго тянется не обучение, а сверхштатная служба.
– А сколько вы получаете жалованья?
– Тысячу франков, сударь.
– Маловато.
– Да, но, как видите, дают квартиру.
Монте-Кристо окинул взглядом комнату.
– Не хватает только, чтобы он дорожил своим помещением, – пробормотал он.
Поднялись в третий этаж, – тут и помещался телеграф. Монте-Кристо рассмотрел обе железные ручки, с помощью которых чиновник приводил в движение машину.
