Нет пастуха и нет собаки… [V, 138].
Но в 1830-е годы над баснями Хвостова современники уже устали смеяться…
Я, кстати сказать, басен не пишу (в детстве две-три накропал, но плохие), но пристрастие нашего русского Тима Бертона к странным существам хорошо понимаю. В них для поэта-аниматора кроется какой-то удивительный и пленительный мифотворческий потенциал. Это, дорогой коллега, как воображаемые друзья, готовые откликнуться на любой наш зов и скрашивающие наше существование в печальном мире. Они бесплотны и беззаботны, эти кузнечики нашего воображения, – не просят ни о чем, не должны никому и нужны только вам. Причем чем их больше, тем веселее. Скучающие в викторианские времена спириты (знаю, ибо изучал) постоянно вступали в контакты с такими странными духами: Харитон, Катя злая, свинья с поросятами, Шклява, Жаба, Петух, Козел, Сова et tutti quanti (это все «корреспонденты» спирита Н.П. Вагнера – знаменитого зоолога и популярного детского писателя, печатавшегося под псевдонимом Кот Мурлыка). Я не спирит и не баснописец, но, признаюсь, выдумал несколько таких поэтических созданий, разыгрывающих в своих стихах комедию моего существования, – Черная Глянцевая Муха, Черепашка, Лесик, Пылесос Эд и др. Раз уж зашла речь – вот кусочек из переписки моих воображаемых скотов и их воображаемого ветеринара, сочиненной мною в один из противных моментов бытия:
Новая Айболида в 5 актах
1. Горькие Мысли Собаки Аввы
– О чем задумалась, собака?
– О том, что наша жизнь клоака.
2. Эпитафия Доброму Доктору
– О, кто под камнем сим лежит?
– Я, добрый доктор Айболит.
Прохожий, что мирская слава!
Меня загрызла сука Авва.
3. Надпись на могиле Доброго Доктора,сделанная лапкой Обезьянки Чичи
Говорила ему: ты ее не лечи,
Она злая и подлая сука –
Ты бы лучше лечил обезьянку Чичи.
Тяжела мне с тобою разлука!
4. Послание Доброго Доктора Суке Авве и Обезьянке Чичис того света, полученное спиритическим способом
В принципе, Животные,
Здесь довольно мило:
Души беззаботные,
Ангелы из мыла.
Понимаю тебя, Авва:
Жизнь вонючая канава.
Очень по Чичи скучаю –
Загрызи ее, родная!
5. Плач Суки Аввы на могиле любимых
Любовь и смерть. Какая сила!
Где доктор? Где Чичи? Могила.
Одна сижу у их гробницы,
Как пес у вражеской границы.
Впрочем, насколько же Хвостов гуманнее и естественнее меня. У него и сука – «добрый человек». Но мои лирические отступления уже становятся нескромными и навязчивыми (интересно, как по-научному назвать подражание графомании – сугубое стихоплетство?)
Надо сказать, что история хвостовского баснописания сама похожа на притчу. В предуведомлении к собранию 1802 года граф признавался, что начал писать басни еще в «летах пылкой юности» под влиянием стихов Лафонтена, Геллерта и Сумарокова [Хвостов 1802: IV]. В поздние годы он вспоминал:
Наш первый Сказочник едва глаза смежил,
Харитам поклонясь, я с Розой подступил [III, 58].
«Сказочник» – это А.П. Сумароков, названный Хвостовым «славнейшим в сем роде на Российском языке сочинителем», «Роза» – первая известная нам притча Хвостова «Роза и Любовь», опубликованная наследником Сумарокова Н.П. Николевым во втором издании его комической оперы «Розана и Любим» (в письме к издателю Н.И. Новикову, сопровождавшем публикацию, Николев весьма хвалил «нового писателя», устремляющего «свои дарования не ко вреду, а к пользе своих соотечественников» [Берков: 197])[41]. Басенки и сказки Хвостова печатались в журналах конца XVIII – начала XIX века и ни у кого не вызывали смеха
