У Кошко от удивления вытянулось лицо.
– У вас, Николай Иванович, уистити? Ведь это типично воровской инструмент!
Жеребцов, счастливый эффектом, который произвел, сказал:
– А теперь сей инструментарий послужит на благо полиции! – Он вставил щипцы в замочную скважину, ловко прихватил конец дверного ключа, торчавшего изнутри квартирных дверей, и повернул его: замок мягко открылся.
– Однако! – Кошко неодобрительно покачал головой.
Соколов же, напротив, улыбнулся:
– Ты, Николай, ловок, как домушник высокой квалификации!
– Ежели новое начальство из сыска выгонит, то без дела не останусь.
Кошко поморщился, но ничего не сказал. Лишь подумал: «Про выходки графа я наслышан, теперь вижу, что его любимый ученик вполне достоин учителя».
Сыщики вошли в квартиру. Прямо напротив, в обширной гостиной, висел Абрамов. Бегло осмотрели помещения: библиотеку, спальню, чулан, кухню. Повсюду, даже в туалете, стояли вдоль стен стопы книг. В просторной гостиной белел мраморный бюст Вольтера, стоял рояль. На стене висела большая картина Репина «Дубовый лес». И повсюду – антикварные безделушки.
Посреди комнаты на высоком потолке переливалась хрусталиками в лучах утреннего солнца массивная люстра. Веревка была зацеплена за ее толстый крюк. Возле стола на ковре валялся стул.
– Никаких следов борьбы нет, как отсутствуют и какие-либо признаки ограбления, – негромко заметил Кошко. – А на теле трупа, что? Есть ли какие-нибудь повреждения?
– Сейчас осмотрим и доложим, – деловито ответил медицинский эксперт Павловский. – Первое впечатление – повесился сам.
Покойный был одет в плохо сшитый костюм-тройку желтовато-песочного цвета, в стоптанных запыленных башмаках, с золотым обручальным кольцом на коротком толстом пальце.
– Я вам скажу, – прошептала Пятакова на ухо Диевскому, – что покойник в этой одежде пришел с улицы. А он дома всегда переодевался. Ох, как страшен он, прямо не узнать. Глаза-то выпучил!
Сыщики внимательно рассматривали Абрамова.
Рот у покойного был полуоткрыт, из него выглядывал кончик языка, из левого уха по щеке натекла струйка крови. На шею была накинута так называемая закрытая скользящая петля. Не повреждая узлов (способ их завязывания может способствовать разоблачению преступника), разрезали веревку и положили Абрамова на пол.
Павловский и Соколов внимательно осмотрели труп и явных признаков повреждений, которые могли произойти от борьбы с возможным убийцей, не обнаружили.
Павловский сказал:
– Судя по всему, это действительно самоубийство. Аполлинарий Николаевич, взгляните: след странгуляционной борозды на шее полностью соответствует материалу и форме петли, а также ее косо восходящему направлению. Состояние тела и трупных пятен говорит о том, что смерть наступила где-то около полуночи.
Пятакова, несколько осмелев, вставила:
– Вот-вот, повесился тут же, как пришел…
Соколов так взглянул на Пятакову, что она осеклась, вернулась к дверям, где стоял ее стул.
Кошко согласно кивнул Павловскому:
– Я думаю, ваши выводы согласуются с осмотром места происшествия. На ворсе ковра четкий след волочения стола – больше чем на метр. И вот, пододвинув стол под люстру, Абрамов поставил на него стул: на белой скатерти есть отпечатки ножек. Встав на этот стул, Абрамов привязал веревку к крюку, сунул голову в петлю и, толкнув ногой опору, повис.
– Стул упал в шестидесяти одном сантиметре от стола. – Диевский держал в руках сантиметр и, стоя на коленях, занимался измерением.
