– Ладно, вскрываем, – сказал Пинегин.
– Может, не надо? Днем бы, со Скобой… Ты же сам говорил…
– Вскрываем, – отрезал Стас. – Чует моя задница, что это не то. Не захоронка… – Он нагнулся над гробом, провел пальцем по поверхности. – Что-то не пойму, что за металл. И не свинец вроде и не цинк… «Болгарка» бы не помешала, да подключить не к чему…
Непонятный металл оказался весьма мягким сплавом. И не толстым. Нож Стаса легко пробил его. Раздался легкий свист воздуха – гроб был герметичным. За пару секунд наружное давление уравнялось с внутренним. Под ударами молотка нож быстро продвигался по периметру крышки. Через несколько минут шов достиг достаточной длины.
Стас откинул крышку и издал странный звук – не то поперхнулся, не то задавил на корню матерную тираду.
В гробу лежал не скелет в клочьях истлевшего тряпья, как того стоило ожидать. Мертвец, чей покой они потревожили, выглядел похороненным несколько дней назад – хотя Лисичкин, конечно, лишь умозрительно представлял, как мертвецы выглядят там спустя несколько дней после похорон… Но и живым – уснувшим – лежавший в гробу не казался. Желтоватое лицо – высокий лоб, шрам на щеке, щегольская ниточка усов, закрытые глаза – казалось принадлежащим не спящему человеку, но персонажу музея восковых фигур. Награды на груди поблескивали, словно последний раз их начищали отнюдь не полвека назад.
– Как живой, – констатировал Стае очевидное. – Забальзамировали так уж забальзамировали.
– И мундир забальзамировали, да?! – истерично выкрикнул Лисичкин. – И ордена?
И он сделал шажок по дну траншеи – от гроба. Потом еще один.
– Сам видел – штука герметичная. Может, этот мундир только тронешь – трухой и рассыплется. Меня больше цацки интересуют… Надо понимать, в Германии, на настоящих похоронах, их бы отвинтили – и на подушечки, чин по чину…
Стас слегка нагнулся над гробом и стал разглядывать награды и знаки, комментируя вслух:
– Это эсэсман, оберштурмбанфюрер – типа подполковника по-армейскому… Но с обычным подполковником никто бы так не стал возиться. Непростая была пташка. А иконостасик интересный… Железный крест, два Рыцарских, один из них с подвесками… Золотая булавка для галстука с монограммой фюрера… Так… Знак «Пятнадцать лет в НСДАП», а выглядит мужик моложаво… А это что? А-а, висюлька за Дюнкерк, давно уже воевал. Странно, в сороковом черных эсэсманов на фронт не больно-то гоняли… Но мне особо вот этот иностранный орденок глянулся…
– Какой? – спросил Лисичкин, не делая попыток приблизиться к гробу.
– А вот… – Стас кивнул на левую сторону груди мертвеца. – Если это не рыжье с брюликами, то я ничего не понимаю в цацках. Удачно мы копнули, Лисман! При деньгах будем! А если у него еще гайки на пальцах остались… Сейчас поглядим…
Лисичкин, вовсе не интересуясь наличием у покойника перстней и прочих украшений, медленно пятился по траншее. Взгляд его не отрывался от лица трупа. Фонарь в руке Стаса двигался, и казалось, что губы мертвого эсэсовца слегка шевелятся. Как будто он пытается сдержать ехидную усмешку. Сдержать до той поры, когда резким движением сядет в гробу, и…
От Спасовского кладбища вновь донесся крик козодоя – если, конечно, это был козодой.
Колька понял, что его не влечет карьера гробокопателя. Абсолютно. Сегодняшняя ночь последняя. И денег за золото с бриллиантами ему не надо. Есть другие способы заработать.
Пинегин склонился над мертвецом, протянул руку… И упал внутрь.
