В детстве здесь пахло удивительным букетом: мокрым асфальтом, прибитой пылью, полынью, бензином и необыкновенными приключениями. Сейчас пахло мочой и гнилью. Напрасно я бродил по знакомым переулкам и дворам в надежде пробудить ностальгию. Она никак не хотела просыпаться. Разочарованный, мысленно чертыхаясь, я было уже развернулся к парковке, когда услышал знакомый голос. Два пожилых на вид мужика о чем-то спорили с торговкой возле магазина.
– Завтра занесем, бля буду, ― гундосил тот, что повыше.
– Да-да. Ты же нас знаешь, занесем. А пока возьми вот, на реализацию, ― подхватил с жаром второй и сунул какой-то пакет тетке.
Именно его голос заставил меня остановиться. Я наблюдал.
– Ладно, давай. Только в последний раз, ― прошипела женщина, быстро оглядываясь по сторонам. Небольшой сверток был мгновенно закопан в мешке с семечками. Затем она быстро отсчитала несколько купюр и сунула их заметно повеселевшим мужикам.
Трава?! Барыжат. Каждый живет, как может.
Я направился за барыгами в сторону магазина. Дождался, когда они вышли оттуда с пакетом и проводил их до знакомого двора.
– Марыч, ты?
Мой крик застал Марата врасплох. Оглянувшись и явно не признав, он припустил еще быстрее. Скрылись в подъезде…
Я еле успел остановить почти уже захлопнувшуюся дверь.
– Марыч, выходи, поброди́м-пошкоди́м, ― крикнул я в подъездную темноту. Я знал, что он не мог забыть наш детский призыв.
Отпустив дверь, я присел на лавке. Достал сигареты.
– Стрельну, если не жаль? ― Я поднял глаза. Передо мной стоял Марыч, Марат, друг детства, один из нашей банды.
Обнялись.
– А я тя не признал сразу, ― состарившееся лицо Марыча расплылось в беззубой улыбке. ― Если бы не крикнул по-нашенски, так бы и смылся…
Наркоша и сиделец в прошлом, пропойца в настоящем – прочитал я на его лице. Один из самых спортивных и симпатичных парней нашего двора превратился в развалину. А ведь раньше, когда в компании бродили-шкодили, девчонки с него глаз не сводили. Рядом с ним у таких как я шансов не было.
– Ты, я смотрю, как начальник выглядишь, ― Марат, который был младше меня на пару лет, опять показал частые щербинки между зубов.
– А где твой приятель? ― Спросил я.
– Я один был.
Я посмотрел в глаза старого товарища и понял, что только внешность изменилась. В душе это тот же самый Марыч, безбашенный пацан, которого даже фашисты бы не допытали про партизанские явки.
– Как жизнь? Как наши? ― Перевел я тему разговора.
– Живу – не тужу. А наших и не осталось вовсе. ― Марыч был явно не настроен на разговор по душам.
Помолчали. Докурив, я окинул взором двор родной хрущевки и поднялся.
– Русланчика порезали, Валерка и Нурик еще чалятся, Андрюха на северах; один я, да Расул остались в поселке. ― Прохрипел Марат.
– А остальные?
– Остальные в Николаевке** отдыхают. ― По ходу я один сумел соскочить, ― угрюмо добавил Марыч и изобразил жестом укол в вену.
Наш поселок еще с восьмидесятых удобно оказался на перекрестке наркопутей, ведущих с восточной части страны на запад. У нас был хаб, как сейчас бы сказали логисты. Перевалочная база. До нас довозили представители производителей. И разбирали посредники. Посредники, которые разводили "товар" по всей необъятной территории некогда великой страны, которая в очередной раз решила поменять вектор движения. Смена геополитических ориентиров способствовала расширению наркотрафика. Именно во время перестройки начался его расцвет, который достиг своего апогея уже на заре Новой России. Стоил ли говорить, как сильно изменило это судьбы моих земляков?!
