Грань времени - страница 33

– Кто написал что?

Я просто уставилась на него, а он уставился на меня широко раскрытыми невинными глазами, но он не выдержал и секунды, прежде чем расплыться в улыбке.

– Это было совсем не смешно, папа.

– Эй, ты ведь у меня в долгу за шутку про Альфонса.

– Прекрасно, но я говорю совершенно серьезно, – я хватаю тарелки и несу их к посудомоечной машине.

– Я вижу, – говорит он, убирая со стола. – Но, Кейт, это не значит, что различия так огромны. Ты будешь в порядке. Возможно, тебе просто придется приложить к учебе чуть больше усилий, чем обычно.

Я закатываю глаза и ставлю одну из тарелок на нижнюю полку.

– Да. Ведь мне больше нечем заняться в этом году, верно?

Папа забирает у меня последнюю тарелку и кладет ее в посудомоечную машину, а потом подходит и крепко обнимает меня. Я опускаю голову ему на грудь.

– Кейт, я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь тебе. И со школьными делами, и со всем остальным, что тебе потребуется. Ты ведь знаешь это, правда?

Я киваю и чувствую, что немного расслабляюсь.

– Но, – добавляет он, – я знаю, что ты не хочешь этого слышать, и мне, как учителю, больно даже намекать на это, но, может быть, Кэтрин права? Может быть, тебе вообще не стоит сейчас беспокоиться о школе? Или о чем-то еще. Может быть, это поможет тебе справиться с тревогой?

И я снова напрягаюсь. Я еще раз обнимаю его и отстраняюсь, шагая к окнам. Мы уже говорили об этом раньше.

– Может быть, – говорю я, стиснув руки по бокам. – А может быть, это только усилит мою тревогу. Никто не задумывался об этом? У меня такое чувство, будто она ждет, что я стану какой-то машиной, которая просто носится вокруг и собирает эти проклятые медальоны. И я знаю, что все это необходимо делать – особенно если на кону действительно стоят миллиарды жизней. Я имею в виду, что я не монстр.

Папа ничего не говорит, просто смотрит, как я расхаживаю.

– Ты знал… – я делаю глубокий вдох. – Ты знал, что на этой неделе я потратила пару часов на изучение законов Мэриленда о ношении пистолетов? Я собиралась записаться на обучение стрельбе из огнестрельного оружия. Но тебе придется купить пистолет, поскольку мне еще нет восемнадцати.

– Ты же ненавидишь оружие.

– Да. Я правда ненавижу оружие. Особенно пистолеты. Сама мысль о том, что мне придется прикоснуться к одному из них, приводит меня в ужас. Но то, что меня преследовал человек с пистолетом, в тот момент, когда я была безоружна, напугало меня не меньше.

Я вытираю слезу, но за ней тут же бежит вторая, поэтому я сдаюсь и даю им волю.

– И кто знает, что будет дальше, папа? Неужели я отправлюсь в Россию безоружной? А что, если у меня будет пистолет и мне придется кого-то застрелить, если я вообще смогу кого-то застрелить, и, когда я вернусь, обнаружу, что я запустила цепь событий, спровоцировав Третью мировую войну, произошедшую в 1960 году, и никто из вас никогда не родится? И что насчет всех тех людей, которые никогда не появятся на свет из-за действий, которые я уже совершила?

Я вспоминаю ролик со словами Гомера, который Трей показывал мне прошлой ночью: «Видит бог, я не хотел убивать рыбку», – и начинаю смеяться. Но этот истеричный смех пугает меня, и, видимо, папу тоже, потому что он подходит и обнимает меня. Он подводит меня к окну и раскачивает взад-вперед, пока я плачу и смеюсь одновременно.

Примерно минуту спустя он отвечает кому-то резким голосом: «Нет, не сейчас». Я не знаю, кто это был: Кэтрин или Коннор. Кто-то из них пришел с Дафной, и она игнорирует просьбу папы или, возможно, просто понимает, что это не касалось ее. Дафна никогда не оставляет в одиночестве расстроенного человека. Наверное, это хорошая привычка, потому что трудно оставаться в плохом настроении, когда она обнюхивает твою руку, пытаясь понять, как сделать лучше.