Желание прикоснуться к неизвестному и неизведанному достигло предела, и я, влекомая им, подошла к Габриэлю вплотную, заставив последнего напрячься. Протянула руку.
- Не трогай, - перехватил меня за запястья, - они прокляты. – Его голос, наполненный бесконечной грустью, вывел меня из некоего подобия транса.
- Почему ты проклят? – Он ведь сказал, что мой Ангел-Хранитель, а теперь говорит, что проклят. Несостыковочка. Морщина меж бровей не желала уходить, лишь углубляясь, как и мои сомнения.
- Это я и хочу тебе рассказать.
И он рассказал, предварительно усадив меня на кровать. Весь рассказ он не выпускал мои ладони из рук, поглаживая тыльную сторону большими пальцами. Неосознанно. Сам он мыслями был не здесь, а где-то далеко. В своих воспоминаниях.
Он продолжал говорить, а я с каждым произнесенным словом понимала, что Габриэль не лжет. Это все правда. Потому что Ангел рассказывал мне такие вещи, о которых знала только я одна. И никто больше - так я думала до этого момента.
Габриэль предавался ностальгии, и его лицо светилось, было счастливым, особенно когда он вспоминал моменты из моего детства. И если сравнить, то его эмоции походили на родительские. Обычно с таким лицом предки достают из шкафов пыльные детские альбомы с фотографиями своих детей и рассказывают о том, как их чада впервые произнесли заветное «агу», как они опрокидывали на себя кашу, или мучили кота.
Но потом все резко изменилось. Его лицо стало сосредоточенным. Я знала это выражение лица, обычно люди становятся такими, когда не желают рассказывать правду и лгут. Или же не лгут, но недоговаривают. Причем недоговаривают нечто действительно важное.
Но я не перебивала, внимательно слушая Габриэля.
Когда он заговорил об аварии, я почувствовала, как внутри все переворачивается. Забытые эмоции, страх и отчаяние, нахлынули, словно это происходило вновь. Я закусила губу, чтобы не выдать свои эмоции, но Ангелу и не нужны были слова. Он знал меня, наверное, даже лучше, чем я сама себя. Поэтому я не удивилась, когда его заботливые руки прижали меня к себе и утешающе начали гладить спину.
Я уткнулась носом в его шею, отмечая, что она не просто теплая, а горячая. Болезненные воспоминания постепенно затмила близость мужчины, вызывающая внутренний трепет. А его запах успокаивал.
- Я, - дальнейшие слова давались ему с трудом, я слышала, как его сердце сильно бьется о грудную клетку, - полюбил тебя. И в наказание за свои чувства был низвергнут с Небес. Так решил Отец. Теперь я – Падший. А надпись на моей груди – напоминание, чтобы я никогда не забывал о том, что путь обратно на Небеса мне заказан. – Габриэль ухмыльнулся, но его темно-карие глаза оставались печальными. – Ради твоего же блага я должен был исчезнуть из твоей жизни. Я пытался. Очень. Но не смог быть вдали от тебя.
- Почему? – вопрос был глупый, и мне тут же захотелось забрать его обратно, но было уже поздно. Сказанного не воротить.
- Сейчас я могу прикоснуться к тебе, вдохнуть запах волос, тела. Могу поцеловать… Я не жалею, что пал. - его ладонь огладила щеку, а большой палец мягко провел по контуру губ. – Но вот ирония, теперь, имея возможность сделать все то, что всегда хотел, я не хочу этого делать. Не хочу осквернять тебя той тьмой, что теперь живет во мне. – его горящий взгляд не оставлял сомнений в том, какие именно желания его посещали, помимо самых невинных, которые он назвал.
