– А для чего эта комната? – спросил он. – И что значит… ну что вы говорили про то, что чужеродная кровь… нагревается?
– Об этом поговорим потом, – сказал Дейв. – А сейчас вопросы задаем мы… например, откуда ты здесь взялся?
Терпение мальчика кончилось. Ему уже было все равно, тычет этот человек в него стволом «узи» или нет. Выставив вперед подбородок, он решительно шагнул вперед – и оба ствола дернулись за ним вслед.
– Я же сказал вам, – синие глаза мальчика гневно сверкнули, – я не помню, кто я и откуда. Помню только, как я бежал. Я бежал от этих… А они дрались между собой. И наверху, над моей головой. И внизу, вокруг меня.
Он замолчал, чтобы вдохнуть воздуха в больные легкие, и продолжил:
– Я также не знаю, кто вы такие. Я очень рад, что вы спасли меня оттуда, где я был, но мне не нравится, когда в меня тычут пушками. Ни вы, ни эти сайферы… – несколько секунд он для внушительности помолчал и только потом добавил: – Сэр.
Мужчины опустили стволы. Дейв бросил на доктора быстрый взгляд; тот с едва заметной довольной улыбкой сделал шаг в сторону.
– Ну что ж, Этан, – сказал он. – Теперь, пожалуй, ты можешь одеться. А что касается вопроса, кто мы такие… меня зовут Джон Дуглас. В прежней жизни я был детским хирургом. А теперь главным образом торговец аспирином. А это Дейв Маккейн, – он указал на человека с суровым лицом, потом на его товарища, – и Роджер Пелл.
– Очень приятно, здравствуйте, – сказал Этан всем троим.
И принялся одеваться… сначала грязные белые носки, трусы, все в таком плохом состоянии, что трудно даже представить, потом заляпанные грязью джинсы, не менее испачканную темно-красную рубаху с оторванным правым рукавом и покрытые ссохшейся грязью кроссовки. Сунул руки в карманы джинсов, надеясь найти хоть что-нибудь, что могло подсказать ответы на заданные вопросы, но ничего не обнаружил.
– И этой одежды я тоже не помню, – сообщил он.
Вдруг он почувствовал, будто внутри у него что-то сломалось. Так неожиданно, и так тихо, и вместе с тем похоже на внутренний крик. Он ведь хотел сказать: «Я не помню, кто купил мне эту одежду», но эта мысль быстро рассеялась. Он задрожал, поднял правую руку и прижал ко лбу, словно пальцами хотел нащупать воспоминания, которых там не было; глаза его горели, дыхание в горле перехватило, и куда ни повернись – всюду непробиваемая стена.
– Да черт возьми, – сказал Дейв Маккейн, – я тоже иногда забываю, как меня зовут. – Теперь он говорил гораздо спокойнее, без прежней резкости в слегка дрожащем голосе, и, чтобы это было не так заметно, он прокашлялся. – Время нынче такое. Верно говорю, док?
– Точно, – отозвался Джон Дуглас.
Он протянул руку и коснулся руки Этана. Прикосновение вышло ласковое, как у настоящего детского хирурга.
– Что и говорить, время такое… – сказал он.
Этан сморгнул слезы и кивнул. Слезами делу не поможешь, они не воодушевят на победу в битвах и не исправят ошибок.
– Она тоже захочет на него посмотреть, – сказал Дейв, глядя на доктора. – Если, конечно, ты на сто процентов уверен…
– Да, я совершенно уверен. Этан, можешь звать меня Джей-Ди, ты не против?
– Нет, сэр.
– Вот и хорошо. Давайте-ка выбираться из этой норы.
Его вывели, закрыв за ним обитую железом дверь, на окутанный желтым туманом свет божий. Там его встретили люди, с полдюжины, не больше; все в заплатанной, застиранной одежде, они дожидались итога происходившей внутри драмы – и, как только Этан появился, отступили к лестнице.
