Пока я писал тебе это письмо, я узнал, что Арбенс покинул страну и что создана военная хунта. Гватемальской революции, стоившей стольких жизней, пришел конец. Об Альбо и его семье я ничего не знаю, так как… [в письме пробел] ответ, наконец. Ты не представляешь, что со мной делается: я прочитал в газете имена двух моих друзей, которые погибли, а я их любил как братьев. Ну ладно, сестра, думаю, что сожаления в такой час ничего не изменят и что лучше… [в тексте пробел] и больше ничего.
О моей жизни здесь мне остается лишь сказать, что я настойчиво занимаюсь тем, чтобы мне дали убежище, и почти наверняка мне его дадут. В будущем месяце… [в тексте пробел] выправить бумаги… Попытаюсь, если судьбе будет угодно, так как товарищи мне подыскали работу и, кроме того, один друг… [в тексте пробел] мне дал рекомендацию для него. Он мне сказал, чтобы, как только бумаги будут в порядке, [в письме пробел] я к нему пришел, и он даст мне работу. Живу я все по тому же адресу: Рио-де-ла-Плата, 21, Мехико. Д. Ф. Обязательно напиши мне. Привет… [пробел] и остальным друзьям. Поцелуй и обними папу и маму. А дорогую сестричку, столько страдавшую из-за моих проблем, много раз целую и обнимаю и желаю, чтобы ты скорее поправилась. С любовью, Ньико».
Это письмо не нуждается в комментариях. Зрелость и альтруизм юноши двадцати одного года, обреченного на скитания вдали от родины и близких, очевидны.
Однако предаваться горю и тем более допускать, чтобы горести и потери овладели тобой, – не дело человека, сознательно ставшего на путь революционной борьбы за социальную справедливость. Надо извлекать уроки. Он был убежден: соратников вызволит из тюрьмы волна народного гнева, и вскоре им предстоит выехать из страны. Но куда? Скорее всего, в Мексику. Вот к их прибытию он и должен подготовить максимально благоприятные условия: надежные явки, квартиры для нелегального проживания. И, конечно, обзавестись знакомыми, знающими правила конспирации. Не знающих этих правил – обучить премудростям подпольной жизни. Правда, лишь в том случае, если им можно верить. Опыт подобной работы у Ньико был, и достаточно большой. Но то было на Кубе и, частично, в Гватемале. Однако Мексику он не знал, был плохо знаком с проживавшими там кубинскими эмигрантами. Их здесь было много, но идейно они были разобщены. Их мало что связывало между собой, хотя большинство не расставалось с мечтой о возвращении на родину. На них, думал Ньико, и надо ориентироваться. К счастью, в решении всех этих задач он уже был не одинок. Сюда из Коста-Рики, почти одновременно и с той же миссией, прибыл Каликсто Гарсия. По воспоминаниям этого человека, ныне бригадного генерала Революционных Вооруженных Сил Кубы, можно представить ситуацию, в которой они с Ньико оказались.
«Вскоре все мы съехались в Мексику. Прежде всего надо было разобраться в сложившейся обстановке и наметить план действий. Это оказалось очень нелегким делом. Мы находились в чужой стране, где в то время существовало множество различных псевдореволюционных групп и течений. Мы ничем не могли помочь Фиделю, Раулю и другим нашим товарищам, которые находились в тюрьме на острове Пинос. И все-таки в этой трудной и сложной обстановке нам удалось объединить пятнадцать преданных революции товарищей».
В числе этих преданных товарищей был на тот момент и Че Гевара, раз и навсегда, по рассказам Ньико, проникшийся восхищением участниками штурма Монкады и верой в справедливость начатого ими дела.
