– Почти без крови, видишь. Клинок у ножа был узкий и не очень длинный. Удар сильный и точный. Я уже видал такие следы.
«Я тоже, – подумала Анна, – и не далее как вчера днем. И позавчера тоже».
В прихожей затопали, и в комнату с чемоданчиком в руках вошел Грибанов, начальник отдела криминалистики.
– Чего тут у вас?
– Что так долго? – вскинулся Бездельный.
– Ты один, что ли? С утра на Васильевском, потом вообще в сторону Смольного пришлось тащиться. Пока до вас добрался, все силы растерял.
Раскрыв чемоданчик, Грибанов засучил рукава и встал над трупами.
– Сперва этого смотрите, – указал на Найденова Макар.
– Еще учить меня будешь? – поднял брови Грибанов.
Анна дернула Макарку за рукав.
– Пошли к свидетелю.
Мужичонка сидел в той же позе, в какой Анна его оставила. Только скрючился сильнее.
– Представьтесь, пожалуйста.
Услышав мягкий женский голос, мужичонка открыл глаза и вытер слезы.
– Сичкин Парфен Андреич, местный житель с тысяча восемьсот шестьдесят шестого года, ныне безработный, проживаю на хлебах сестрицы. Двоюродной.
– Адрес ваш?
– Так в этом же доме. В соседнем парадном.
– Найденова знали?
– А как же. Фому Фомича и матушку его Веру Кузьминичну.
– Расскажите, что вы видели, Парфен Андреевич.
Анна кивнула Бездельному: записывай, мол.
Сичкин двумя руками скомкал кепку.
– Немного, ваша честь. У меня бессонница. Старческая, должно быть. Иной раз, если погода позволяет, на улицу выхожу. В квартире нашей полы скрипят, сестрица гневаться изволит. Так я босиком на цыпочках из дому выйду, а там уж и сапоги надеваю.
– В котором часу это было?
– Часы в комнате сестрицы пробили два раза, но пока одевался, выходил…
– То есть в начале третьего вышли и куда направились?
– Недалеко. За углом встал, папироску скрутил.
– Где именно стояли?
– За третье парадное завернул.
Бездельный выглянул в окно.
– Оттуда хорошо видно.
Сичкин кивнул.
– Неплохо. Даже ночью. На улице фонарь, так от него свет аккурат в наш двор падает.
– Вы все время парадное Найденовых видели?
– Нет, конечно. Курил. О жизни своей пропащей думал…
– Тех, кто зашел в парадное, рассмотрели? – спросил нетерпеливый Макар.
– Не тех, а того. Он один был. Но я не видел, как он зашел. Выглянул из-за угла, когда негромкий вскрик услышал.
Макар подошел к нему.
– И что сделали?
– Ничего, ваша честь, – глянул на него Сичкин. – Никак сообразить не мог, откуда звук. А через минуту вышел человек в шинели. Я за угол и к стене прижался.
– Чего испугались?
– Сам не знаю. Сердце замерло, и все.
– Он вас не заметил?
– Нет. Прошел не оглядываясь.
– Шел или бежал?
– Не бежал, точно. Но шел быстро. Словно…
– Что?
– Сердит был очень.
– Так вы его разглядели?
– Со спины.
– А почему решили, что он сердится?
– Не ведаю. По походке, наверное.
– Опишите этого человека.
– Среднего роста. А может, высокий. Не понял со страху. Шинель расстегнута.
Высокий в расстегнутой шинели? Так, так.
– Что еще запомнили?
– Ничего. Или… Папироску он выкинул, когда шел.
– А волосы? Или он в шапке был?
– Нет, без нее. Волосы вроде темные. Хотя не поручусь. В темноте все кошки серы. Больше ничего не знаю, ваша честь. Честное слово!
– А что потом делать стали? Милицию ведь не вы вызвали?
– Не я, – покаянно вздохнул Сичкин. – За углом долго стоял, а потом к себе прошмыгнул. Кто милицию вызвал, не знаю.
Анна глянула на Макара.
– Соседка сверху дверь открытую увидела, – пояснил тот, продолжая записывать показания. – Уже в восемь утра. Я ее допросил. Ничего путного. Причитания одни. На завтра в отдел вызвал.
