– Вот и задавили. Видишь, как они на нас смотрят? Так бы и удавили!
– А пускай попробуют! Особенно твои. Моим-то по барабану, они по-другому завидуют, а вот твои… точно бы удавили или хотя бы покусали тебя, а уж меня…
– Мы с тобой оба ненормальные. О чем мы говорим во время вальса? А должны говорить о чем? – Он опять улыбнулся своими морщинками и ямочками, опять наклонился и поцеловал прямо в губы, и она опять почувствовала жгучее желание, именно такое, которое не давало ей быть от него на далеком расстоянии. Только на самом близком. Только вместе! Только рядом!
– Рядом я сказала! – шутила она на его замечания про ниточку и иголочку…
Вальс закончился. Она специально сделала глубокий реверанс Саше при всех гостях, подхватила его под локоть и гордо прошествовала на свое место во главе стола. Толстый господин тут же продолжил пялиться на нее во все глаза. Вопрос так долго висел у него на языке, что должен был сорваться вот-вот, она чувствовала его почти физически. И он сорвался. Господин протянул рюмку, чтобы чокнуться именно с ней, подмигнул одним подкосевшим глазом, подался вперед через стол и с мерзкой, похотливой улыбочкой тихо, но нахально спросил:
– Нет! Ну скажи! Как ты нашего Санька захомутала? А? У него было баб столько, сколько в этот кабак не влезут, даже в соседний дом, а женился он на тебе. Сознайся, а? Подсыпала что-то? Да?
– А я ему менструальной крови в шампанское подлила! – сказала она шепотом, тоже привстав из-за стола навстречу Степану Васильевичу, тоже подмигнула красноречиво глазом и чокнулась. – Хочешь, и тебе накапаю? Будешь потом за мной по всем подворотням скакать! – Она постучала двумя пальцами правой руки, с длинными, наманикюренными ногтями, по столу, отбивая конный марш и показывая ему, как он поскачет по подворотням. – А вообще я бы тебе советовала помолчать! Если ты еще что-нибудь скажешь, а тем более меня оскорбишь, я засуну тебя в черную-черную вагину. Я это уме-е-ю! – сказала очень зловещим голосом окончание фразы, прищурила один глаз и покачала головой, сделав зверскую рожу.
Степан Кузьмич резко отшатнулся от нее и быстренько сел на свое место. Вся его гордость резко сплющилась, а в пьяных глазах отразился ужас. Он не понял! Поэтому быстренько опрокинул в рот рюмку, потом со стуком поставил на стол уже пустую, уцепился за нее, как за спасательный круг, уставился глазами в никуда и стал вспоминать смутно знакомое слово, медленно закатывая глаза к небу для помощи сморщенному лбу. Когда его пьяная память, долго копаясь в извилинах, извлекла искомое, и до него доехало, мысли стали плавать в глазах самые шальные и противоречивые, вместе с коркой из анекдота, которая плавала, как шхуна в бурю, в его полуоткрытом рту.
«Вот бы заглянуть в его черепушку и прочитать наперегонки бегающие перепуганные и шустрые мыслишки, а заодно и мыслишки всех остальных наглоязычных гостей? Это было бы страшно забавно и прикольно. Наверное, можно было бы отравиться ядом из салата разномастных мерзостей и точно утонуть вместе с коркой. Утопнуть на закате жизни! На самом пике желания, которое поселилось во мне и не дает спокойно сидеть на стуле, – подумала она и посмотрела на Сашу очень близко, опять сняв для этого очки.
«Ну как же он красив! Как хорош! Так бы и трахнула, прямо сейчас! – сама себе призналась она. – А может, попробовать?»
– Сань. Саня! Иди чего скажу, – позвала она его, поманив пальчиком. – А мы нигде не найдем укромного уголка? Так хочется! – тихо прошептала близко в ухо и поцеловала в мочку, тихонечко пощекотав глубоко в ушке кончиком языка.
