Выезжаем часов в девять – полдесятого.
Смена закончена, я устал за эти сутки без сна, но напряжение спадает.
Постам по дороге дана команда, все прочие машины разогнаны или остановлены, дорога освобождена, мы мчимся по пустой трассе. Идем километров сто двадцать в час, на Кутузовском сбавляем до сотни.
Ехать по этой трассе, как и по завидовской, – одно удовольствие, все знакомо, все свое: любой поворот, любая встречная береза.
В мою смену только однажды случилось небольшое ЧП – заглох мотор, и мы пересадили Генерального в оперативную машину.
Вообще же за двадцать лет на этих пригородных маршрутах произошло лишь одно ЧП. Без Брежнева. В начале второй половины семидесятых годов. В Завидове менялась смена личной охраны, ехали в Москву. Навстречу, сбоку, вылетела грузовая машина – солдатик за рулем влево не посмотрел. Наш водитель от прямого столкновения ушел, но «ЗИЛ» развернуло и ударило о трейлер. В машине было шесть человек, сотрудники личной охраны успели скоординироваться и уцелели; у одного оказалось сломано шесть ребер, у другого – два, остальные тоже получили переломы, ушибы, ссадины. А Володя Егоров – спал. И ему снесло череп.
Это случилось утром, около одиннадцати, уже было светло.
Володе было едва-едва за тридцать лет…
1 Мая и 7 Ноября служба охраны усиливается. И та смена, которая заканчивает дежурство, и та, которая заступает, – обе сопровождают Генерального на Красную площадь.
Накануне звонят начальники личной охраны членов Политбюро:
– А во что будет одет Леонид Ильич?
Боятся выделиться. А откуда я знаю – какая завтра будет погода.
7 Ноября очень часто было холодно. В последние годы я помогал Леониду Ильичу одеваться – теплое белье, под пиджак – пуловер, зимние ботинки. Выезжали с таким расчетом, чтобы без десяти десять быть на углу первого правительственного корпуса, возле Сенатской башни Кремля. Мавзолей – рядом. Там стоят уже все члены Политбюро. Разговоры каждый раз одни и те же: как здоровье, как самочувствие, вы сегодня хорошо выглядите, Леонид Ильич. Он с удовольствием рассказывает, что ест на завтрак, на ужин, чтобы сохранить вес, потому что врачи рекомендуют ему уменьшить вес, большой вес – это плохо. Брежнев оглядывает всех:
– О-о, вы все в шляпах, а я – в шапке!
– Правильно, правильно, Леонид Ильич, на трибуне холодно, ветер.
– Но вы-то в шляпах, а я – в шапке.
– И мы, и мы, Леонид Ильич, будем в шапках.
Я уже вижу, наши ребята, охрана – все держат шапки за спинами. Мгновение – и у всех на головах шапки, как в волшебном кино.
Бывало и наоборот, когда тепло – Леонид Ильич надевал шляпу, и тогда все члены Политбюро выходили на трибуну мавзолея в одинаковых фетровых шляпах.
Успевают переброситься и несколькими деловыми репликами.
– Ну, как, Юра, дела? – К Андропову.
– Да выяснил я, Леонид Ильич, все в порядке.
Без двух минут десять начинаем движение. Сначала мы, охрана, впереди, на подъеме в мавзолей пропускаем Леонида Ильича вперед. На трибуне рядом с ним – члены Политбюро, за ними – кандидаты в члены Политбюро, еще дальше – секретари ЦК КПСС, еще-еще дальше – военачальники. Площадь застыла, остается еще несколько секунд.
– Как здоровье, Леонид Ильич? – спрашивает кто-то, кто еще не успел спросить.
Он хорохорится, старается показать себя. Смотришь на него и не узнаешь. Еще час назад еле-еле двигался на даче, а тут – бодрый, даже молодцеватый. У него был огромный запас внутренних сил и энергии, его умению преображаться на людях удивлялись даже врачи.
