Грехи отцов - страница 14

– Одного?

– Совершенно. Он лежал посреди поляны, и сперва я решил, что он мёртв.

– Может быть, на него напали? – подала голос вторая девица, в глазах её читалось сострадание.

– Я не знаю, сударыня. Возможно, и так, лошади рядом с ним не было, ведь не мог же он прийти сюда пешком… Хотя грабители забрали бы оружие, у него весьма недурной клинок.

– Может, он упал с коня, а конь ускакал? – снова первая.

– Нет, сударыня, у него рана в боку, и шпага лежала рядом – он явно с кем-то сражался.

– Значит, всё-таки дуэль… – протянула девушка. – Но почему противник бросил его одного в лесу? Разве такое возможно?

– Полагаю, так быть не должно. Но я не знаю, как принято драться в России, сударыня. Я не был здесь много лет.

– Вы жили за границей?

– Да. Получал образование.

В глазах темноглазой барышни мелькнул интерес:

– В университете? В колледже?

– Сперва в колледже, потом в университете.

– В Гёттингене? В Лейпциге? В Кёнигсберге?

Филипп взглянул с удивлением.

– В Лейдене, сударыня. – Он чуть улыбнулся. – Это в Голландии.

– Да, я знаю. – Барышня нетерпеливо дёрнула плечиком, готовая спрашивать дальше, но в это мгновение карету сильно тряхнуло.

От неожиданности Филипп едва успел подхватить своего подопечного, тот застонал и приоткрыл затуманенные беспамятством глаза. Взгляд упал на одну из девиц, и сизые губы неожиданно дрогнули в едва различимой улыбке:

– Вы не пропустили ни одного танца, – прошептал он. – А я надеялся…

Филипп склонился к незнакомцу, но тот уже снова впал в забытье.

– Бредит. – Состояние раненого тревожило Филиппа всё больше.

– Как жаль, что вы не знаете имени этого человека. – Глаза лучистой барышни наполнились слезами, ещё больше увеличив сходство с озёрами. – Мы бы помолились за него…

Отчего-то темноглазая девица, только что проявлявшая такой горячий интерес к образованию Филиппа, замолчала и отвернулась к окну.

Лес кончился, потянулись луга. Дорога стала ровнее. Внезапно карета остановилась, и в оконце заглянул Данила.

– Мужика нагнали, – пояснил он. – Пошто нам катать этого бедолагу туда-сюда, сгрузим его в телегу да и довезём за алтын. И быстрее выйдет, и покойнее.

Через несколько минут раненый уже лежал в ворохе жухлого сена, а Филипп стоял возле кареты.

– Благодарю вас! – Он по очереди взглянул на сестёр и поклонился обеим сразу. – За участие и милосердие. И за решительность. – Он улыбнулся темноглазой строгой барышне. – Прощайте!

Вскочив в седло, Филипп неспешной рысью двинулся следом за телегой.

Отчий дом встретил их тёмными окнами и тишиной. Филипп знал, что неинтересен отцу, но всё же рассчитывал увидеть если не самого его, то хотя бы толпу дворни у подъезда. Однако вокруг оказалось темно и тихо, было совершенно очевидно, что хозяев нет, и его здесь никто не ждёт.

Эта мысль, отозвавшаяся знакомой болью в душе, неожиданно тронула гораздо меньше, чем обычно. События последних часов странным образом притупили переживания и тоску, уступив место тревоге за нежданного подопечного.

Поднявшись на крыльцо, Филипп уже протянул руку, чтобы постучать, но передумал и просто толкнул тяжёлую дубовую створку. Он пришёл сюда не гостем. Он родился и вырос в этом доме, и даже если его здесь не ждут, это всё равно его дом. Он не будет униженно стоять под дверью, дожидаясь, когда его впустят.

Тихо скрипнув, открылась дверь. Сердце болезненно сжалось. Тёмный дом насторожённо смотрел на него, не узнавая. Филипп провёл рукой по притолоке – погладил, словно собаку.