Грехи отцов - страница 32

Она всхлипнула. В темноте Филипп не видел её лица, но слышал звеневшие в голосе слёзы.

– Если мы с вами начнём враждовать, это убьёт Андрея Львовича. – Голос вдруг стал тусклым, словно она сильно устала. – Он очень трудно переживает смерть детей. Почему-то взял себе в голову, что это его вина.

– Отчего умерли ваши дети?

– Они рождались слабыми. – Она судорожно вздохнула. – И Андрей Львович решил, будто это Бог наказывает его за былые грехи. Знаете: грехи отцов падут на головы детей их… – Княгиня отпустила руку Филиппа, и тот почувствовал невольное облегчение. – Он не желает больше иметь детей и беспрестанно твердит, что скоро умрёт и я смогу устроить свою жизнь с молодым мужем. Он потерял интерес ко всему и тает на глазах. Если бы родился ещё ребёнок, он воспрянул бы духом, но он решил, что детей больше не будет, и тихо гаснет, как свеча.

Княгиня вдруг разрыдалась, уткнувшись лицом ему в грудь. Привычный сонм чувств – обида, боль, ревность и тоска, внезапно отступил, и Филипп увидел рядом с собой молодую, милую и не слишком счастливую женщину. Он осторожно обнял её за плечи, аккуратно гладя по волосам, как ребёнка.

Когда рыдания стихли, он сказал мягко:

– Не тревожьтесь, сударыня. Вы можете считать меня своим другом, если вам угодно. Я не собираюсь враждовать с вами.

Всё утро Филипп метался между чувством долга, твердившим, что он должен немедленно возвращаться к Алексею, и новым, названия которому не знал. Это последнее вслух убеждало заняться поисками Чихачова в Галерной гавани, говорило, что было бы неплохо разузнать хоть что-то о Фёдоре Ладыженском, а шёпотом добавляло, что на балу у Миниха наверняка будут Тормасовы…

К завтраку Филипп вышел последним. Отец и Мария Платоновна уже заканчивали трапезу. Мачеха бросила на него быстрый и, как показалось, тревожный взгляд, и вернулась к прерванному разговору. Кажется, речь шла о полученном утром письме.

– Анастасия Николаевна интересуется, будем ли мы в четверг у Минихов. – Княгиня налила себе сливок в серебряную кофейную чашечку.

– Думаю, дорогая, это лишь повод, чтобы написать тебе, – улыбнулся князь и, обернувшись к Филиппу, пояснил: – Госпожа Суворцева в курсе всех дел, интриг и сплетен. Иной мне кажется, что по её сказкам куранты18 составляют. Что ещё она пишет?

– В свете обсуждают девиц Тормасовых, большинство видело их вчера впервые.

– И как же их нашли наши кумушки? – усмехнулся отец, а Филипп, потянувшийся за молочником, неловко коснулся горячего кофейника. Рука дрогнула, и на вышитой скатерти расплылось молочное пятно.

– Все сошлись, что девочки прелестны, да к тому же завидные невесты. Я чаю, на завтрашнем балу вокруг них будет виться рой кавалеров. А вы, мой друг? Как вы их находите? Не правда ли, милы?

– Милы, – подтвердил отец с улыбкой. – Да только нелегко, поди, им живётся. Больно уж сурова маменька. Я порой думаю, что не всякой женщине надобно иметь дочерей. Графине Тормасовой больше пришлись бы сыновья… – Он хмыкнул: – Вообрази, Маша: Евдокия Фёдоровна наняла им какого-то учёного червя, который школит барышень – учит математике, истории, географии и даже, прости господи, астрономии! Я, конечно, не ретроград и не ратую за то, чтобы всех дам сызнова запереть в теремах, но к чему засорять прелестные головки тем, что никогда девицам не пригодится? Ладно бы танцы да языки – это вещи для дамского ума весьма полезные, но астрономия! Ведь женская голова устроена иначе, она просто не в состоянии вмещать такие мудрёные материи! Ну, да ладно… что там ещё любопытного у Анастасии Николаевны?