– Но почему? Почему? – воскликнула Гризельда. Она протянула вперед руки, словно намеревалась схватить ее за плечи и встряхнуть, но не посмела. – Вы не ошибаетесь? Нет, она так не считала! Я знаю, она просто меня щадила…
– Не думаю, – убежденно отозвалась медсестра. – Насколько я успела узнать миссис Фэррелайн, она была не из тех людей, кто говорит что-либо только ради чьего-то спокойствия. Чем говорить неправду, она предпочла бы просто промолчать. Я в самом деле уверена, что, как бы вам сейчас ни было трудно, причин для беспокойства у вас нет.
– Вы уверены? – горячо воскликнула молодая дама. – Вы полагаете, мисс…
– Лэттерли. Да, полагаю.
– Пойдем, милая, – вмешался Коннел. – Сейчас не до этого. У нас так много дел. А тебе еще нужно написать домашним в Эдинбург. Нам предстоит столько хлопот…
Гризельда взглянула на него так, словно он заговорил на каком-то незнакомом языке:
– Что?
– Не волнуйся, дорогая. Я все сделаю сам. Я сейчас же им напишу и подробно расскажу все, что нам известно. Если отправить письмо сегодня, оно уйдет с вечерним поездом и завтра утром уже будет в Эдинбурге. Я постараюсь объяснить им, что все произошло внезапно и что она почти ничего не почувствовала. – Мужчина покачал головой. – Какой тяжелый для тебя день! Поедем домой, там мама о тебе позаботится. – При мысли о столь прекрасном выходе из трудного положения в его тоне послышалось облегчение. – Ты не должна забывать о своем… о своем здоровье. Тебе необходимо отдохнуть. Уверяю тебя, здесь нам больше делать нечего.
– Совершенно справедливо, мэм, – поспешно отозвался начальник вокзала. – Поезжайте с мужем. Он абсолютно прав, мэм.
Гризельда в сомнении жалобно взглянула на Эстер, но подчинилась.
Лэттерли проводила ее глазами и с болезненной грустью вспомнила слова Мэри о беспричинных тревогах дочери. Она словно вновь услыхала ее слегка ироничный голос. Сама миссис Фэррелайн, наверное, сумела бы убедительнее поговорить с этой нервной особой. Та, кажется, была больше потрясена тем, что некому теперь успокоить ее страхи о состоянии будущего ребенка, чем смертью матери. Или, быть может, этот страх был просто заметнее ее горя? В том положении, когда многие люди впадают в гнев – Эстер не раз приходилось сталкиваться с этим, – Гризельду обуял ужас. Беременность, особенно первая, часто сопровождается всякими причудливыми опасениями, обычно человеку несвойственными.
Но теперь миссис Мердок уже вышла, и добавлять что-либо ей в утешение было поздно. Может быть, потом мужу удастся найти подходящие слова…
Еще не меньше часа заняли пустые вопросы и столь же бессмысленные ответы, и лишь потом Эстер наконец позволили покинуть вокзал. Она по несколько раз пересказывала точные наставления, полученные ею в Эдинбурге, объясняла, как выглядела Мэри накануне вечером, уверяла, что никаких признаков плохого самочувствия заметно не было, – напротив, старая леди казалась весьма бодрой. Нет, сиделка не слышала ночью ничего необычного, и к тому же стук колес почти полностью заглушал все звуки. Да, без сомнения, она дала миссис Фэррелайн лекарство, одну дозу, как и было предписано. Другой флакончик уже был пуст.
Нет, она не знает причины смерти миссис Фэррелайн. Скорее всего, это болезнь сердца, которой она страдала. Нет, истории заболевания ей не рассказывали. Она не ухаживала за ней прежде, а лишь сопровождала ее в поездке и следила, чтобы та вовремя приняла лекарство или не выпила двойную дозу. Могло ли такое случиться? Нет, миссис Фэррелайн сама аптечку не открывала, она оставалась на том же месте, куда Эстер ее положила. К тому же Мэри не страдала ни слабоумием, ни старческим маразмом.
