Грибники 1,5. Вложенное пространство - страница 31
Эйзен кивнул и направился к самолёту. Вот за что они оба, подумал он, любили Сашку – так это за то, что он не заморачивался всякой чушью типа своего места в мире, а с радостью занимал то, которое ему выделили, и старался сделать его максимально комфортным. Именно поэтому у него была семья, а у них – только экзистенциальный поиск и идеологические боестолкновения. Пора бы с этим завязывать. Но пока Эйзену это было не по силам.
Джафар действительно стоял рядом с открытой кабиной и что-то объяснял Борису Юрьевичу.
– Привет, Раунбергер, – обернулся управляющий. В глазах его была смесь ликования и беспокойства. – Вот, этот олух царя небесного лететь собрался. Я говорю, эта штука черт знает сколько не летала, но он упрямый, как ишак. Разобьешь, говорю, к чертям… не дай бог, конечно…
Эйзен сосчитал до одного, укрепился духом и повернулся к Джафару. Тот смотрел в землю.
– Ты твёрдо решил лететь? – спросил Эйзен, стараясь, чтобы градус ужаса в его голосе выглядел ниже, чем был на самом деле.
Джафар улыбнулся и приподнял бровь. А как же, мол. Все ж готово.
– Конечно, если ты мне не запретишь, – добавил он глухо. – Да даже если и запретишь…
– Хорошо, – кивнул герцог. – Тогда я полечу с тобой.
Окружающие замолчали, чтобы услышать ответ летчика.
Тот явно не ожидал такой жертвенности, удивленно поморгал. Затем, кисло усмехнувшись, пожал плечами и кивнул в сторону кабины: мол, ты первый.
Когда они оба оказались внутри, и соответствующим образом экипировались и закрепились, Джафар спросил:
– Не боишься? Ещё не поздно отказаться.
– Боюсь, – признался Эйзен. – Но это лучше, чем остаться на земле и бояться за того, кто в воздухе.
– Ерунда, – сказал Джафар, включая двигатель и осторожно выруливая на взлётную полосу, – ты бы через год про меня уже и не вспомнил… а вот если мы оба сейчас не оторвёмся и улетим в пропасть, нового тебя взять будет неоткуда.
– В этом случае мне будет уже все равно.
Джафар усмехнулся.
– Сегодня погода хорошая, – примирительно сообщил он. – Пыли нет, ветер слабый, полоса сухая… сейчас движок две двести наберёт… и мы аккуратно пройдём над верхушками.
Медленно ускоряясь, они покатились к пропасти.
То ли Джафар специально не торопился с отрывом, то ли так было положено, но разбег получился неровным и длинным, а стартовали они с самого края обрыва.
Над лесом слегка трясло, однако Эйзен, видя спокойствие пилота, не особенно нервничал. А вот когда стали поворачивать, стало не по себе.
– Сейчас круг сделаем, – сказал Джафар, – потом поднимемся выше. Тебе нравится? Может, пониже взять? А если вот так?
Он качнул крылом.
Эйзен смотрел вниз. Вся долина была видна, как в диораме, только двигалась и играла клочьями тумана. На это можно было смотреть вечно, и Эйзен, осознавая, что все это – это земля, почувствовал себя счастливым.
– О, мой драгоценный Джафар, – игриво сказал он, борясь со щекотным чувством невесомости. – Продолжай. Именно так.
Они снижались. Джафар фыркнул и что-то переключил. Похоже, подумал он, этот олух действительно зачитывался моим досье и вынес из него массу ненужной информации.
– Сейчас отработаем манёвры! – злорадно сказал бывший военный. – Держитесь, ваша светлость.
Эйзен снова покосился на пилота. Под летным шлемом было мало что видно, но эту улыбочку он знал и подозревал, что именно с ней охальника положат в гроб.
Они заложили круг, потом второй, пошире, а после этого Джафар направил самолёт резко вверх. Оттуда он плавно спикировал, потом выровнялся и спросил: