Но иногда у него случаются «настроения». Он начинает вспоминать своё детство и то, как они с моим дедом вдвоём строили сарай.
Или баню? Я всё время путаю.
Но это и не важно! Важно то, что строили они этот сарай, считай, из одних камней и глины. Забавно, правда? Два таких Наф-Нафа.
Но вообще это ни капли не смешно. Потому что после деда и сарая из глины папа сразу вспоминает о своём сыне, то есть обо мне. И говорит:
– Одевайся – поехали, пора приобщаться к живому труду.
Вот тут снова смешно. Потому что я даже со своими руками управляюсь еле-еле, а если в них ещё вложить орудие труда… Ну не знаю, по-моему, это какое-то заигрывание с огнём и вообще опасно для общества.
И стройку эту… я её ненавижу! А она – меня.
И я не выдумываю!
Ну вот, к примеру… В прошлом году я чуть не отрубил себе топором ногу. Спасибо сапогу – смягчил удовольствие. Так бы сейчас ходил как пират, с культёй.
Но топор – это ладно. Был же ещё строительный пистолет. Вот где настоящий ужас – вспоминать страшно. ||
▶ Конечно, если хорошо подумать, я ведь не хотел ничего плохого. Тем более папе! Наоборот, решил разрядить обстановку, подурачиться. Ну и пальнул в него из-за угла…
Но я ведь не знал, что этот проклятый пистолет стреляет гвоздями! ||
▶ Нет, не буду больше вспоминать… Как он из-за того гвоздя потом месяц ел стоя. ||
▶ Вот такая проза. А я-то хотел о поэзии рассказать!
Кхм-кхм…
Так вот… Однажды на папу снова нахлынуло. Он сказал – поехали! И – оп – мы уже там.
Вообще, на даче хорошо, уютно. Деревом пахнет. Если бы можно было одному жить, я бы с радостью. Никто тебя не трогает, в шею не толкает, красить окна не заставляет. А папа, конечно, сразу уловил мои робкие мечтания. Есть у него такое свойство… И тут же решил срубить их на корню! Сказал:
– Вот кисточка, вот краска, вот окно. Намёк понятен? Выполняй!
Я сказал:
– Слушаюсь и повинуюсь! – И сделал такое счастливое лицо, чтобы он не подумал, что я издеваюсь.
А я и не издеваюсь! Я просто стараюсь его не злить. И при этом всё время думаю: «Да не старайся ты так! Он от этого ещё больше злится».
В общем, я взял кисточку и полез за банкой…
Я просто по-дурацки забыл, что минуту назад уже поставил её на пол, себе под ноги. Ну и наступил, конечно. По самые уши в эту краску вляпался.
Так ладно! Я же весь пол измазал, который сырой и даже не покрыт ничем, в смысле лаком. Он тут же пропитался!
А тут ещё папа явился – работу принимать…
Я думал, он меня в оконную раму вместо стекла вставит. Сиять в этот мир своими светлыми мыслями! Но нет, он просто посмотрел на меня так… как не знаю кто. Как будто я ему не сын, а какой-то жуткий подкидыш и моё место в просмолённой бочке где-нибудь на дне океана…
Он всегда на меня так смотрит! Как будто изо всех сил пытается понять, почему у него, такого крутого армейца, получился совсем не крутой, а сваренный всмятку отпрыск.
Вот и тогда тоже… Я кое-как отмыл ноги, и мы сели в машину. И даже проехали километра два, пока он вдруг не затормозил. И сквозь зубы:
– Знаешь, я тебя не понимаю.
Я хотел сказать: «Удивительное совпадение! Я тебя тоже». Но вместо этого просто кивнул. Зачем бесить человека, если у него уже и так от ярости глаза шкворчат, как подгоревшие яйца.
А он опять:
– Я серьёзно, парень. Чего ты хочешь?
А я так кротко:
– Сейчас или вообще?
Ну а что я должен был ответить? Звезду с неба? Или больше никогда тебя не видеть? Только чтобы по- настоящему – никогда!
