Грим - страница 36

Роман бросил телефон на кровать и в бессчетный раз выглянул в окно. Снег начал таять, следы теперь виднелись лишь грязными пятнами, но они были там. Он обзвонил все ветеринарные клиники и приюты в радиусе пятисот километров. Такое впечатление, что черных собак в стране не водилось вовсе. Кофе остыл нетронутый. Роман поднялся и прошел на кухню, вылил его в раковину. Снова вспомнил о том, как варил грог для… Вспомнил и то, как впервые услышал те странные шаги на парковке. Он готов был поклясться, что почувствовал чей-то взгляд. Теперь все эти странные детали выглядели как части целого полотна. Но оно все равно висело перед глазами рваными лоскутами, на которых невозможно было рассмотреть рисунка.

Роман оделся, сел в машину, не глядя на сад, и поехал в город. Он должен был проверить одну теорию, которую ему отчаянно хотелось опровергнуть, хотя бы потому, что кроме безумия, разрушения и вероятной смерти она не несла ничего.

Элиас Эбба работал в модельном агентстве уже более десяти лет. Это был его второй год на посту директора. Он начинал с низов: сначала таскал реквизит и варил кофе, потом ассистировал фотографам и гримерам, после был в команде тех, кто отбирал новых моделей. И, наконец, трудолюбивый, находчивый Эбба был удостоен кресла директора, дорогу к которому выстлал тяжким трудом и исключительным талантом. Мало кто знал, что труд этот заключался в откровенном насилии, а таланты… Что ж, его жертвы могли бы назвать множество таких, вот только в портфолио они вряд ли вошли бы из-за цензуры.

Модельное агентство «Персефона» было хорошо известно Роману. Он припарковался через дорогу и, глядя на стеклянные двери и широкие пролеты окон, не смог заставить себя войти. Наконец он решил подождать, пока Эбба сам не выйдет к нему. Да, так было бы разумнее. Вряд ли его теория подтвердится, если даже он пересилит себя и проникнет в здание.

Ждать пришлось долго. С парковки Роман хорошо видел окна, в которых все четче проступали силуэты моделей по мере того, как темнел и без того мрачный день. Девушки, которым с натяжкой можно было дать лет двадцать, суетились, переговаривались, позировали, примеряли белье и платья, смеялись и плакали – фальшиво и по-настоящему. Теперь «Персефона» расширилась и после реорганизации стала исключительно женским агентством для детей и юношества. Когда-то мальчиков здесь было примерно столько же, сколько и девочек, но в основном – малыши, которые даже не были знакомы с таким спасительным словом, как пубертат.

Большие двери распахнулись, выпустив наружу высокую молодую мать. Она вела за руку девочку, вернее, тащила: малышка с трудом за ней успевала, к тому же ей мешали льющиеся слезы. Она поднимала голову и с надеждой смотрела на мать, но та лишь еще отчаяннее отчитывала ее, как будто рыдания были для нее что красная тряпка. Роман не мог слышать их отсюда, но ему это было и не нужно. Он долго смотрел на белое, не слишком красивое, но несомненно дорогое лицо матери, на дорогую одежду и обувь, на заплаканную хорошенькую девочку, одетую в балетную пачку и серую шубку, что выглядело на ней нелепо, точно она взрослая карлица. Если бы не кукольная мордашка, только так и можно было бы подумать. Глядя на них, он слышал слова другой матери и плач другого ребенка.

«Неужели трудно было посидеть спокойно? Ты нарочно все время бегаешь в туалет! Доктор Лилли сказал, если будешь бегать слишком часто, у тебя там все отсохнет и отвалится! Так и просил тебе передать. У него было уже несколько таких случаев. Нечего ныть, ну что же за позорище! Люди смотрят!»