Это не так. Если что и вскружило ей голову, так это любовь к себе, которой Иштар ничуть не стеснялась.
В конце концов, кто будет любить её, если не она сама?
Но, конечно, ради наставника и чести всего Тель-Ра она должна была постараться. Иштар всю дорогу обдумывала, что говорить и как именно себя вести при встрече с королём и принцем. Первое впечатление было очень важно: как бы ни зарекомендовал её наставник, как бы сам церер Адор ни убеждал короля, что к ним прибудет и впрямь восхитительная чародейка (Иштар не сомневалась, что он делал это), она должна была сама доказать это. Кто знает, может, король посчитает недостаточным того, что она скажет, и усомнится в воле Гримуара Баал, выбравшего её. Или решит, что принц Северин в состоянии и дальше обучаться у Верховного чародея – чего, конечно же, он больше не мог. Под присмотром церера Адора магия принца развилась настолько, насколько могла, и теперь нужен был другой подход.
Иштар устало выдохнула, потянув под уздцы коня, когда тот вдруг замедлился. С людьми, в которых вдруг просыпалась магия, была сплошная морока.
Почему магия не могла быть только у чародеев?..
Едва Иштар прикинула, какое расстояние отделяло её от дворцовых стен, как магия пришла в движение.
Простые люди не понимали, как магия может двигаться. Для чародеев же она была сродни инстинкту, который всегда был с ними, с первых секунд жизни. Они чувствовали движение магии, видели её потоки, могли понять, как она питает материю и как искажается, когда становится антиматерией. У магии не было точной формы: она могла быть как землёй, так и воздухом, бликами на стекле или искажённым отражением в зеркале. Магия всегда принимала ту форму, какую ей хотели придать чародеи и эгерии, и которая была записана в Гримуарах. Магия – это воля бога-творца Энки, результаты его познания мира, тайны, которые когда-то были в Учениях Цейтл.
И эти тайны, похоже, использовали, чтобы следить за Иштар.
Она не подала виду, что заметила этого. Спокойно шла дальше, ведя коня под уздцы, и остановилась лишь после того, как тот заупрямился. Улица была безлюдной, тихой, только где-то изредка распахивались ставни на окнах да тянулся запах свежей выпечки. Город медленно просыпался, а чужая магия расползалась вокруг, точно скользкий змей, подбиралась всё ближе к Иштар.
– Ну-ну, перестань, – забормотала она, поглаживая коня по гриве. – Всё будет хорошо, я не дам тебя в обиду.
Иштар провела ладонью по его шее и, ощутив потоки магии, коснулась их, делясь спокойствием и уверенностью. Если кто-то действительно следил за ней, это не означало, что она была в опасности. Скорее это преследователей ждала опасность – стоит только им выйти лицом к лицу с Иштар, и она сотрёт их в порошок, если не решит, что они заслуживают чего похуже.
Конь, наконец, успокоился, и они направились дальше. Она не оглядывалась, не всматривалась в узкие улочки, которые медленно заливали рассветные лучи. Никак не показывала, что заметила преследователей. Если верить магии, их было трое. Вполне возможно, что эгерии или слабые чародеи, которых не выбрали Гримуары. Они крались на соседней улице, умело избегая открытых участков местности, пряталась за поворотами и лавками, часть из которых уже готовились к открытию.
Приметив торговца, расправлявшего навес, Иштар направилась к нему.
– Доброе утро, уважаемый.
Торговец, – немолодой мужчина с короткой бородкой и тёмными глазами, который, судя по всему, был пекарем, – насторожено посмотрел на неё. Позади него был дом в два этажа, с вывеской на муронском языке, которую Иштар прочитала, запнувшись лишь на одном слове – в пути она также усиленно практиковалась в языке, вспоминая его, чего давно не делала. К окну первого этажа пекарни прилипла маленькая девочка, во все глаза смотревшая на чародейку. Иштар улыбнулась ей и помахала, а после, вновь посмотрев на торговца, спросила:
