Семья Юна проживала на окраине города. Мать, представительница древнего аристократического рода, отличалась крайне слабым здоровьем, так же, как и её младшая дочь, восьмилетняя сестра Юна. Дом они почти не покидали, я видел обеих всего один раз. Строго говоря, это был даже не дом, а скорее крепость – внушительных размеров особняк, окружённый парком. Ажурные беседки, цветущие клумбы, сад камней, пруд с фонтаном и лебедями – всё, как полагается. По периметру – забор едва ли не полуметровой толщины, у бронированных ворот – охрана, в специальных вольерах – служебные собаки, на ночь их выпускали прогуляться по парку. Юн не очень любил бывать дома, предпочитал ночевать в отелях. И я его, в общем-то, понимал – несмотря на благовония, комнаты особняка казались насквозь пропитанными запахом лекарств. Стоит ли говорить, что сейчас Юн упёрся, как бык.
– Это «твоё дело» имеет отношение к тому, кого ты ищешь? К Киангу? – спросил он.
– Да, – пришлось признать мне. Всё равно ведь рано или поздно узнает.
– В таком случае я еду с тобой, – решительно объявил Юн. – С недавних пор этот человек и мне внушает опасения. И я, как глава клана, обязан быть в курсе происходящего.
Были бы мы вдвоём – я бы, скорее всего, не удержался и двинул этому «главе» по шее. Но в присутствии Делуна и Джиана приходилось делать вид, что решения Юна для меня – закон.
В номер отеля, где несколько часов назад я допрашивал директора, мы вошли вместе с Юном.
– Вот он, – виновато сказал сопровождающий нас Вейшенг.
Директор Ган лежал на полу. Рядом с обломками стола, три часа назад расколотого мною ради устрашения.
– Yob tvoyu mat, – вырвалось у меня.
Опять.
Это уже казалось навязчивым дежавю – труп на полу, убитый ударом меча. С торчащим из груди этим самым мечом.
По телефону Вейшенг сказал мне лишь о том, что директор убит. Каким образом его умертвили, не сказал.
– Ничего не трогали? – спросил я.
– Нет. Ты же просил не трогать.
Я быстро осмотрелся.
Следов борьбы нет. Кем бы ни был человек, убивший директора – оказать ему сопротивление Ган даже не пытался.
– Камера? – спросил у Вейшенга я.
– Я отсмотрел запись – до того момента, как она оборвалась. Ган почти всё время сидел на стуле. Иногда вставал и ходил туда-сюда, потом снова садился. Потом задремал – так же, сидя. Когда тот, кто вошёл сюда, открыл дверь, Ган вздрогнул и проснулся – должно быть оттого, что услышал щелчок замка. Узнал вошедшего или нет, непонятно. Сказать он ничего не успел, просто открыл глаза. И на этом запись оборвалась.
– Ясно, – сказал я.
– Что? – удивился Юн.
– Что ничего не ясно! – буркнул я. – Что кто-то опять оказался на шаг впереди.
От бессилия хотелось выть. Понадобилось колоссальное напряжение воли для того, чтобы взять себя в руки.
Я наклонился к трупу.
Лужа крови, закатившиеся в предсмертном ужасе глаза, странно согнутые руки – как будто последним усилием Ган попытался поднести их груди, чтобы защититься. Или чтобы выдернуть меч.
Меч. Он интересовал меня больше всего, наконец-то удалось разглядеть его как следует. Когда убили Вейжа, к трупу меня не подпустил Нианзу. А сейчас наконец-то ничего не отвлекало.
Меч – всё тот же цзянь. Прямой, не очень длинный. Сверкающая сталь и деревянная рукоять, отполированная тысячами касаний. Кем бы ни был владелец меча, своё оружие он любил и тщательно за ним ухаживал. А ещё я увидел иероглиф, вырезанный на рукояти.
