Ниу просияла, схватила меня за руку:
— Так ты всё-таки пойдёшь к нам?
— Ну конечно, — пожал я плечами. — Так во сколько встречаемся?
Автобус — это один разговор. А грузовик с наглухо закрытым кузовом — совсе-е-ем другой.
10. Глава 10. Ставка на троих
— Ну? — торопила меня Ниу. — Давай!
— Подожди, я должен сосредоточиться.
— Да чего там сосредоточиваться? Ты всё уже сделал, осталось только посмотреть.
— И почему у вас нет прозрачных крышек?
— А-а? — удивилась Ниу.
— Ладно, — вздохнул я. — Открываю.
И снял крышку с кастрюли. В лицо ударило облачко пара. Как только оно развеялось, я увидел безнадёжно разварившееся месиво, на которое даже с голодухи смотреть было тошно.
— Очень хорошо! — похвалила Ниу и деревянной лопаткой поковыряла месиво.
— Серьёзно? — покосился я на неё.
— Конечно! Сегодня рис даже не подгорел. Ты совершаешь разные ошибки, значит, ищешь верный путь. А путь можно найти, только если искать.
Я только головой покачал:
— Знаешь, из тебя, наверное, прекрасная мать получится.
Сказал, особо не задумавшись. А Ниу уронила лопатку на пол и вытаращила на меня глаза:
— Че-е-его?
Я ходил в кухню ежедневно уже неделю. За это время я кое-что о себе понял. Может быть, я умею драться (толком проверить это пока случая не было, борцы вели себя тихо, не то замышляли гнусность, не то забили на меня, как на мелочь, не достойную внимания). Может быть, я соображаю лучше большинства учеников этой так называемой «школы». Может быть, даже я каким-то образом помню, кем был в прошлой жизни. Но вот кулинарный талант обошёл меня стороной. По широкой дуге.
«Это ничего, — утешала неунывающая Ниу. — Тебе главное испытание пройти, а потом готовить у плиты вряд ли будешь. Ты будешь резать мясо, раскатывать тесто, таскать тяжести — всякие такие вещи».
Звучало соблазнительно. Ей бы рекламным менеджером работать, а не в этом приюте кашеварить. Сплю и вижу, как буду резать мясо и таскать тяжести.
— Какая ещё мать? — Сейчас Ниу возмущалась, или, по крайней мере, делала вид. — Зачем ты так говоришь? Я никогда не выйду отсюда.
За маской возмущения я угадывал затаённое отчаяние. Ниу смотрела в сторону, стараясь скрыть влажный блеск глаз. Пусть она пока ещё была молода, но уже поняла, что все возможности в её жизни сжались до ключей от кухни, и этого уже не исправить.
Если играть по правилам.
— Посмотрим, — сказал я, взял тарелку и поднял с пола деревянную лопатку.
— Что значит «посмотрим»?
— Это значит, что мы посмотрим. А что, по-твоему, это ещё может значить?
Давать обещания я не люблю. Лучше сделать, сколько бы времени это ни заняло, и пусть будет приятный сюрприз, чем годы ожидания. В том, что сам я, так или иначе, отсюда выйду, у меня не было никаких сомнений. А потом — потом я постараюсь вытащить и Ниу. Когда разберусь, как всё устроено. Когда доберусь до Шужуаня и, если посчастливится, найду того китайца из воспоминаний.
— Ты что, собрался это есть? — скривилась Ниу.
— Угу.
— С ума сошёл? Выброси!
— Это — еда, Ниу. Оттого, что она невкусная, она не перестаёт быть едой.
Ниу молча смотрела, как я накладываю себе в тарелку неаппетитную кашицу. Она во мне многого не понимала, например, вот этого вот трепетного отношения к чужим, казённым продуктам. Если мясо имело смысл беречь — оно предназначалось для борцов и воспитателей — то уж риса-то было столько, что его никто не учитывал и не берёг. Все сотрудницы кухни так или иначе таскали еду своим, некоторые, полагаю, строили на этом бизнес. Если подумать, то у местной экономики наверняка на самом деле две вершины: борцы и кухонщики. Возможно, ещё — лечебница. Если где-то и хранятся запасы таблеток, то наверняка там. И я готов собственную голову поставить на то, что есть здесь спецы, которые, ложась в лечебницу, добывают лишних таблеток, после чего пускают их в оборот.
