– О чем мыслю… О моркови, на корабле забытой, – внешне абсолютно серьезно ответил воин, поднимаясь на ноги и помогая встать мне. И где только силы брал. Я оперлась на его плечо, обхватила рукой за воинский пояс. – У Рарога на лодье три корзины остались, кто морковь ломать-то будет, кроме тебя? Для княжны же брали. Что ж, пропасть ей теперича?
В сердце горячими угольками вспыхнул смех. Я попыталась улыбнуться, вслед за воином посмотрела, наконец, вокруг.
Нас вынесло на пустынный каменистый берег то ли матерой суши, то ли большого острова. За спиной бурлили волны, впереди навалились друг на друга высокие гранитные валуны. Занималось промозглое дождливое утро. Стальная вода, кровянисто-черные камни, набухшие темные тучи – они окружили нас двоих, нависли со всех сторон. Как мрачно и тоскливо. И ни следа наших лодий на горизонте. Неужели они уже на морском дне?
– Ладное местечко, – Леший даже не думал унывать. – Что ж, добро, поглядим, куда это нас вынесло Перуновыми стараниями. Идти можешь, княжна? Поднимемся повыше, осмотримся, а там и решим, что делать станем.
– Но как же Рарог?
– Князя непросто в Ирий отправить. Выберутся! В Аркону придут, как буря стихнет. Вот увидишь, Василек.
Васильком в детстве звала меня мама, а после и Сокол. Больше никто меня так не называл. А Леший вот запомнил и ведовским чутьем понял, как тепло на душе становится мне от моего давнего прозвища. Пока вокруг были те, кто мог обо мне позаботиться, знахарь никогда не переступал невидимой черты, а попали в переплет, и он догадался, как можно меня поддержать.
– Спасибо тебе. За все, – я благодарно сжала мозолистую ладонь.
Мы начали карабкаться вверх. Руки дрожали от усталости, пальцы соскальзывали. Леший удерживал меня и помогал, но забираться приходилось самой. Вот и вершина. Ветер хлестнул мне крошками морской пены в лицо, раздул тяжелые складки насквозь мокрой рубахи. Как же холодно, великие… Я ойкнуть не успела, как меня резко сдернули с каменного лба вниз. Хорошо хоть я руки успела подставить.
– Я чуть нос не разбила! – зашипела я знахарю.
Дружинный не ответил, даже не поглядел на мою, изволившую сердиться, княжескую милость. Я проследила за его холодным взглядом и сама сильнее вжалась в камень.
Попали мы все же на остров. Большой, каменистый, нелюдимый. И хорошо, что полезли наверх, а не пошли обходить вдоль кромки воды – по берегу нам бы ни за что не пройти. С обратной стороны каменной кручи обнаружилась небольшая бухточка, способная укрыть от шторма и бури, а в ней прятались от погибельных волн три корабля: купеческий с Буяна и два норманнских драккара. И норманны грабили руянскую лодью. Вернее, грабили они до того, а сейчас всем скопом наседали на витязя в кольчуге из золотой чешуи, в украшенном самоцветами плаще. Он стоял спиной к морю и один отбивался от пятерых, сколько поместилось вокруг. Остальные норманны топтались чуть поодаль, ожидая возможности включиться в схватку. Шансов у воина в золотом доспехе не было ни одного.
Леший присмотрелся, глаза его удивленно округлились – дружинный даже привстал на камне, чтобы лучше разглядеть происходящее, а после повернулся ко мне:
– Ну, Ольга… – выдохнул он едва ли не с осуждением. – Коли уж влипнуть в беду, так чтоб непременно со смыслом? Иначе не умеешь? – и уже куда строже. – А теперь лежи и не двигайся!
С этими словами воин скатился с валуна в сторону, выхватил свою саблю из ножен и растворился среди редких кустов и гранита.
