Макарий улыбнулся и спросил:
– И что же вам братия сказала, когда вы, на ночь глядя, в обитель к инокам заявились и попросили трапезничать?
Иван немного смутился и, набычившись, промолвил:
– Монастырский подкеларник отказал нам в трапезе…
– Я даже знаю, что в таких случаях говорят монахи…
– И что же говорят? – полюбопытствовал Иван, желая сверить свои наблюдения и опыт владыки…
– Знамо, что говорят в таких случаях монахи, когда в трапезе ночной государю отказывают: «Государя боюсь, только Бога надобно больше бояться…»
– Правильно, владыка… – кротко выдохнул государь.
– Не сердись на инока… К этому монашеская мантия, от грехов очищающая, душу призывает…
– Выходит, Белозерский монах о моих грехах был наслышан…
– Даже если бы и был наслышан, все равно дал бы государю со свитой трапезничать… Только трапеза в ночной час в святой обители считается пуще многих человеческих грехов… Вот и отказал вам монах праведный – и государева гнева не испугался…
– Да уж какой там гнев… – вяло огрызнулся Иван. – …Не покормили – здоровей будем… Только сдается не понравилось монаху не только то, что мы поздно в святую обитель заявились, но и то, что паломничество с охотой совмещали… Это я уже поутру понял – не задалась охота, владыка…
– А ты как думал, государь… – мягко улыбнулся государь. – Это только в юных годах можно совмещать несовместимое – и молиться и потешаться на охоте и звериной ловле веселой…
– Вот и обошел я тогда Пафнутиев монастырь, чтобы Господа не гневить… – тихо произнес Иван и пристально поглядел на владыку.
Макарий задумался, пожевал губами, но ничего не ответил своему ученику, о юношеских грехах которого на охоте был наслышан. Подумал владыка, что придет свой срок, когда по воле Господа и по задумке митрополичьей на сцену выйдет служитель Благовещенского собора Сильвестр, которого он для особой цели вызвал из Новгорода. Макарий давно знал Сильвестра как человека книжного и благочестивого и по митрополичьей воле хотел в интересах православного царства использовать того, чтобы отучить государя от грехов больших и малых сразу после венчания того на царство шапкой Мономаха – при достижении полного совершеннолетия… «А до венчания в совершеннолетнем возрасте можно и охоту с паломничеством к святым местам совмещать – ничего страшного для отрока… Перебесится в юношеских плотских страстях, угомонится – и за ум на царстве и в браке возьмется…» – подумал владыка, с легкой усмешкой поглядывая на озадаченного его молчанием Ивана.
И правда, в ходе монастырских паломничеств, совмещаемых с охотой на медведей, волков, зайцев, государь побывал в Можайске, Волоке Ламском, Владимире, Коломне, Калязине, Ржеве, Твери, Новгороде, Пскове. В пути не только охотился, но и предавался молитвам. У каждого пользующегося уважением настоятеля просил благословения, простаивал часами на монастырских службах, часто клал земные неистовые поклоны перед образами и святынями – так что на лбу отрока образовалась в ходе паломничеств мозоль.
Но ведь есть и другая сторона медали паломничеств с охотами. Проводя много времени в лесах, окруженный с утра до ночи боярскими детьми, такими же отроками и уже созревшими взрослыми юношами, травил Иван хищных зверей – медведей, волков, охотился с кречетом на руке на лис, зайцев, лебедей. Возбужденная кровавой звериной охотой государева ватага нападала на лесные заброшенные деревни, колотя крестьян, забавляясь с девицами. Тогда-то в этих необузданных охотах в лесах, то ли на зверей, то ли на крестьянских девок, в толпе пьяных собутыльников Иван испытал первое неслыханное по силе плотское наслаждение – сначала от вида девок с задранными подолами, потом от вида чужого насилия, наконец, от собственного насилия над мягкой живой женской плотью…
