– Кристофер Волкер, – говорит Джулия. – Ты видела новости? Ты знаешь, что он сделал с Адриенн?
Я не доверяю собственному голосу, а потому только киваю.
– Эта Стефани Фьюгейт, выжившая во вчерашней бойне в лагере «Красное озеро», – говорит Джулия. – Она сказала полиции, что Кристоф был настоящим треплом. Все время, что он ходил за ней, он рта не закрывал – болтал, что женщины, мол, и то, и это, про матерей-одиночек нес пургу, про гомосексуальную повестку дня, про свидетельство о рождении Обамы, про лагеря смерти Федерального агентства по управлению в чрезвычайных ситуациях. Она запомнила его слова о том, что он говорил с кем-то из нашей группы. Якобы этот человек из группы пишет книгу и спрашивал у него о подробностях его судебных разбирательств с Адриенн.
– Так что, дамы, – говорит Рассел, – у вас кто-то сливает информацию. И этот лунатик узнал, кто занимается таким делом.
– Это Хизер, – говорит Джулия.
Джулия не пользуется теми словами, которые в ходу у большинства людей – типа «я думаю» или «по моему мнению». Она просто выдает свое мнение за факт.
– Хизер не стала бы делать это, – говорю я.
– Она не испытывает к группе той преданности, какую испытываем все мы, – говорит Джулия. – Она и раньше пыталась написать книгу, так что нам известно: сама эта идея близка ей, а еще ей всегда нужны деньги.
– Это не может быть Хизер, – говорю я.
– Это, безусловно, Хизер, – говорит Джулия. – Я попыталась заехать к ней – ее дом на полпути сюда, но она так и не вернулась из группы. Вероятно, она узнала про Волкера и дала деру, она знала, что получит от нас выволочку.
– Но ты и меня считаешь сумасшедшей, – говорю я.
– Что? – переспрашивает Джулия.
– В группе. Ты сказала, что группа еще держится из-за меня, а не из-за Хизер. Что я сумасшедшая. Ты это так раздула.
– Понимаешь… – Джулия оглядывает мою квартиру. – Все это не слишком похоже на продукт здорового ума.
– Не хочу показаться грубым, – говорит Рассел, – но я понятия не имел, что вы не в себе.
– Заткнись, – говорит ему Джулия. – Линнетт, извини, если я как-то задела твои чувства и нарушила твое доверие. Но сейчас Хизер пишет книгу, которая всех нас поставит под угрозу. Какая-либо книга о группе – это практически руководство к действию для любого психически неустойчивого фаната, а еще и призыв пальнуть по этой кастрирующей материнской фигуре, которая убила их свихнувшегося супербога.
– У Хизер нет терпения, чтобы написать такую книгу, – говорю я. – И она слишком эгоистичная, чтобы делиться деньгами и с каким-то литературным негром. Книга не имеет значения. Важнее вопрос: как Волкер узнал домашний адрес Адриенн?
– Он как липучка, – говорит Джулия. – Такие люди не отлипают. Ты не чувствуешь главного. Неужели мне и в самом деле нужно объяснять, что произойдет, если некое откровение, повествующее о группе поддержки последней девушки, выйдет из-под пера Хизер ДеЛюки?
Мы все немало времени были публичными персонами, но публика не знает о группе. Я думаю: наши монстры гниют в тюрьмах или сидят в камере смертников, а их фанаты остаются на свободе. Я думаю о прессе, у которой снова проснулся вкус к нашей крови теперь, когда одну из нас убили. Я думаю о том, что произойдет, если они узнают о наших ежемесячных встречах в подвале церкви в Бербанке.
– Я все еще не понимаю, почему здесь он? – говорю я, указывая подбородком на Рассела.
– Он позвонил мне узнать, что этот парень сказал про Волкера, – говорит Джулия. – А еще он спросил, не знаю ли я, где живешь ты. Я не знала, что он последует за мной сюда.
