Минут двадцать назад Даша вышла из лофта.
К этому моменту гости уже разъехались.
Раньше всех – отец. Он пробыл на празднике около двух часов, а перед уходом произнес трогательный тост: назвал Дашу своей любимой девочкой, пожелал счастья и пообещал, что всегда будет рядом. Пока Миша, стоя по центру танцпола со стаканом виски в левой руке и с микрофоном – в правой, говорил низким голосом хорошо сложенные, словно заранее подготовленные фразы, все девушки смотрели на него восторженными глазами. (Надо было видеть смущенное лицо Олега тогда: как же – он на целых пять минут перестал быть центром женского внимания.)
Где-то через полчаса после этого умчалась Пати: в ее квартире прорвало трубы. Она планировала вернуться, как только разберется с ситуацией, но так и не приехала. Написала, что затопила соседей. Даша и Аня предложили помощь, но Пати отказалась. А еще извинилась перед Дашей за то, что, как выразилась, не отфиестила с ней до конца. Та даже не думала обижаться: подруга устроила потрясный праздник – бесплатно, между прочим, категорически отказалась брать деньги, но все равно расстроилась, что так вышло.
Ближе к концу вечера уехали, скорее, вынужденно, чем по желанию, Женя и Олег. Последний выпил лишнего и вел себя довольно развязно: очень громко разговаривал, несмешно шутил, постоянно называл Женю невестой и крепко обнимал ее, а еще отдал диджею свой телефон и настойчиво требовал, чтобы тот включил его плейлист.
Единственным, кому удалось успокоить и посадить Олега в такси, оказался Глеб. Они с Аней – и еще человек двадцать, включая помощницу Пати – остались до конца вечеринки и разошлись около четырех утра.
Даша тоже думала поехать домой, но потом поняла, что не хочет. Ей вдруг показалось, праздник закончился рано: как будто его нужно было продлить. Как будто в нем чего-то не хватило.
На первый взгляд, вечеринка, наоборот, получилась слишком насыщенной: поздравления, сюрпризы, в их числе и неприятный – от Олега, танцы, общение с друзьями. За эту ночь Даша испытала столько эмоций, что до сих пор не могла прийти в себя, но так и не ощутила заветную – ту, которую мечтала ощутить, когда ее сокровенное желание исполнится.
Да, у Даши Меркуловой было сокровенное желание. Она никому о нем не говорила, но именно его загадала сегодня, как только проснулась – она всегда загадывала желания в дни рождения утром. «Хочу понять, почему мне так плохо». Конечно, желания, даже загаданные в дни рождения – даже загаданные утром, не всегда сбываются мгновенно, но Даша все равно надеялась. Несмотря на то, что оно не сбылось днем. Несмотря на то, что не сбылось ночью. Все-таки еще немного времени до рассвета у нее есть – может, сбудется?..
Вот как раз из-за этого – из-за желания, которое до сих пор не сбылось – она и не хотела заканчивать праздник, и вот теперь медленно шла по Кутузовскому проспекту, глубоко дышала и пыталась понять, почему же ей так плохо.
Это состояние – «так плохо» – Даша впервые различила в себе, когда вернулась в Москву. Точнее, ей и в Европе бывало «так плохо», но за последний год негативные мысли и неприятные чувства стали появляться в ее жизни настолько часто, что она обратила на них внимание. Впрочем, обратила мельком, не придав им хоть сколько-нибудь важности. Подумаешь, «так плохо» – всем иногда бывает плохо: и так, и по-другому. Тем более что у нее для этого «так плохо» не было ни одной объективной или правильнее сказать, ни одной из тех, которые общество считает достаточными, причины.
