Обескураженный такой оценкой, Райенвальд отвлекся от конферанса ведущих и прислушался к беседе за столом. Это не укрылось от внимания дамы.
– Но вы-то, молодой человек, видите послание? – спросила она следователя.
– Несомненно, – подтвердил Райенвальд, сопроводив слова двойным кивком. – Очень вульгарно. Прямо издалека считывается… месседж.
Дама удовлетворённо склонила голову.
– Непонятно, как этих нуворишей пустили в музей, всё-таки храм искусства и… закуски! – возмущенно ткнул пальцем в канапе следователь, с удовольствием съевший до этого несколько штук.
– Как я с вами согласна! – благосклонно посмотрела дама на Райенвальда. – Но, какие времена, такие и нравы. Сейчас всё можно купить.
– Всё, да не всё, – возразил ее мятежный спутник. – Изначально фонд хотел арендовать саму галерею.
– Ну это уж совсем наглость! – вскипела дама. – Выпивать и веселиться среди картин, возле которых дышать страшно, настолько они – история!
– Если бы Сомов настоял, могли бы и выпивать. Под музыку Вивальди! – кажется, мужчине нравилось подзуживать даму.
– Среди картин великого Босха?! – повелась на провокацию дама.
– А почему он мог настоять? – спросил следователь, все более увлекаясь этим разговором.
– Как меценат, – пояснил мужчина.
Райенвальд вопросительно посмотрел на даму.
– Михаил Сомов владеет редким наброском руки Босха и согласился включить его в нашу выставку, – неохотно сказала та.
– В перспективе, может, подарит его музею, по крайней мере такие намеки звучали, – мужчина посмотрел на часы. – Я покину вас, с вашего разрешения, у меня ещё дела в хранилище.
Он ушел.
– А выставка уже идёт? – спросил следователь.
– Готовится к открытию, но разве бы это остановило сию… публику.
– Могло и не остановить, – вздохнул Райенвальд.
– Вы не похожи на этих скучающих декадентов, – сказала дама. – Как вы среди них оказались?
– Я здесь, можно сказать, на работе, – соврал следователь, достал из кармана пиджака удостоверение и, показав даме, снова убрал.
К его везению дама не разбиралась в обязанностях правоохранительных структур и даже обрадовалась.
– А! Всё-таки кто-то из полиции следит за порядком в этом вертепе! – облегчённо выдохнула она. – А то у меня, как у куратора главной выставки сезона, весь вечер душа не на месте. Вдруг кто-нибудь пролезет в выставочный зал и что-нибудь учудит. Знаете, если бы мы с вами проверили галерею, я бы окончательно успокоилась.
– Мне это совсем не трудно, – промолвил Райенвальд, вылезая из-за столика и галантно пропуская даму вперёд.
– Говорят, сейчас в моде интерактивные выставки – со светозвуковыми шоу, разными, там… голографическими экранами… – сказал Райенвальд, заходя в выставочный зал.
Его спутница, уже находящаяся внутри, обернулась и, нахмурившись, посмотрела на Райенвальда.
– Подлинное искусство не нуждается в таких дешёвых фокусах!
– Совершенно согласен, – поддакнул следователь. Он с интересом осматривал помещение.
Было уже довольно поздно и, несмотря на отсутствие посетителей (в музее был выходной день), по пути сюда они изредка встречали задержавшихся на службе сотрудников. Здесь же, в отдельном отсеке, отведённом под выставку, царила почти полная тишина. Какие-то звуки все же присутствовали. Слух Райенвальда уловил потрескивание противопожарных датчиков, лёгкие вздохи климатической системы, нагнетающей воздух в вентиляцию, едва уловимое ритмическое тиканье сигнализации и те своеобразные, присутствующие в воздухе энергетические вибрации на грани инфразвука, неслышимые уху и присущие лишь старым домам, сплошь заставленным вещами с историей, и музеям, полным вековых, сотворенных руками человека, артефактов.
