«После сего я взглянул и вот, дверь отверста на небе, и прежний голос, который я слышал как-бы звук трубы, говоривший со мною, сказал: взойди сюда, и покажу тебе, чему надлежит быть после сего».
Стих 1, глава 4 Откровение Иоанна Богослова
Темнота и неизвестность продлились, наверно, вечность, хотя без света время замирает и в действительности могли пройти лишь какие-то мгновения, не более того.
И я открыл глаза и увидел темно-серое небо, которое нависло надо мной. Казалось, протяни руку и коснешься грязной плоти облаков. Я лежал на бетонной плите. Осмотревшись, увидел, что слева от меня виднелся коричневый остов вагона, справа – подъем, на вершине которого раньше стояло бетонное ограждение, а сейчас не было ничего. Пошевелил руками и ногами – все цело. Встал – ничего не болит. Хорошо. Я с подозрением осмотрел себя. Видимых ран не увидел, но одежда была изрядно потрепана и местами порвана, ее покрывал плотный слой пыли.
Я прислушался. Тихо. Только ветер завывает, да под его напором где-то неподалеку уныло постукивает какая-то железяка.
Помню, тогда я подумал:
«Как же моя семья? Только бы они выжили! Только бы их миновало! Ведь, наверняка, бомбили только крупные города, да всякие стратегические объекты – электростанции, аэропорты! У нас в городе такого добра, к счастью, нет. Значит, живы! Значит, спаслись! Но как мне попасть домой?!»
Я не сомневался, что моя жена и сын спаслись. На ум приходило множество предположений как и где они могли уберечься от бомбежки. А еще тогда я понял, что от Москвы, скорее всего, остались только руины. И спасать немногих выживших людей, вроде меня, никто не спешит.
«Как же так получилось?! У нас такая сильная армия – и на тебе!»
Несколько успокаивало лишь одно – наверняка наши военные успели нанести ответный удар, и теперь у тех, кто сделал такое, тоже невесело.
Чтобы отправиться в долгий путь домой, нужно было найти еду и воду. Конечно, пища наверняка была заражена, но я надеялся на лучшее. Мне показалось логичным предположить, что вода в бутылках и еда в упаковке, которая могла быть у людей в вагоне, чище, чем то, что можно найти в городе, ведь радиоактивное излучение не должно было сильно воздействовать на предметы и людей, которые находились под землей, в каком-либо укрытии. По крайней мере, так должно было быть, если бомбы разорвались в воздухе, хотя это могло быть совсем не так. Внимательно оглядевшись вокруг, я не увидеть ни одного тела человека или чьих-то вещей поблизости.
«Странно».
Я поднялся на насыпь. С нее мне открылось удручающее зрелище. Метротуннель был завален. У его входа ударная волна навалила целую груду кусков бетона и кирпича.
Неприятное предчувствие закралось в мою душу.
«А что, если кроме меня никто не выжил?»
Отгоняя упаднические мысли прочь, я решил пойти в сторону станции, заодно изучая последствия взрыва. А они были ужасающими. В голове просто не укладывалось, как такое могло случиться?
Ни одно здание вблизи станции не уцелело. Большинство из них превратилось в груды бетона и кирпича, которые ощетинились иголками из арматуры. На удалении от станции некоторые дома уцелели. Они стояли, как каменные великаны, глядя на мир сотнями глаз – чернеющими зевами, которые возникли на месте остекленных окон.
