Грязь. Сборник - страница 9

Главный. Экстремист, заткнись, ради всего святого! На нас уже всё кафе смотрит. Держи язык за зубами. Идиот.

Проститутка. А по мне, милый мальчик.

Главный. У него на тебя денег не хватит.

Проститутка. Как почти у всех.

Издатель. Попрошу…

Проститутка. Ты действительно хочешь спорить на тему: хватит ли тебе на проститутку? А, сладкий?

Лавочник. Я должен заметить, что те, кто мог и хотел посягнуть на эту нежную плоть, уже таки сделали это.

Боец. Ха! Ничё так.

Товарищ. Кстати, а где Писатель? Я думал, он должен быть здесь.

Друг. О, я же тебе забыл досказать (обращаясь к Главному): быть другом Писателя – это отвратительно, честно говоря. Я с ним говорю, а потом через полгода читаю в его новом романе наш разговор. Он, конечно, переделан немного, но всё же приятного мало. И так постоянно. Вот потом и думай, что говорить даже лучшему другу.

Товарищ. Да сейчас вообще думать надо, что говоришь. Скажешь что-нибудь – и сразу кого-нибудь оскорбишь. И он тебя очень гуманно бросит под суд.

Жандарм. А, ты про последние законы про оскорбление чувств профсоюзов?

Друг. Да, это же как надо не верить в своё дело, в свои принципы, чтобы заставлять других доказывать твою правоту, твою обязанность думать как все. Ну, они же в организациях, следовательно, не одни верят в свой колбасный завод. А я говорю: я не люблю колбасу. И они понимают, что ты не любишь их колбасный завод, ты думаешь иначе. В определенный момент жизни ты должен сделать выбор, выбрать свою любимую колбасу и быть верным ей. Но ты не делал этот выбор, и теперь ты даже не другой, ты чужой. А они не знают, что от тебя ждать. Им страшно. Они стараются тебя изолировать из всех сфер жизни. Сегодня ты не любишь колбасу, а завтра уже полстраны не любят колбасу, послушав тебя. Что делать колбасникам? У них рынок, у них влияние, которое пошатнулось в один миг. А все, потому что во время не посадили одного нелюбителя колбасы.

Товарищ. М-да, маразм крепчает, крепчает.

Лавочник. Наш маразм, кстати, тоже крепчает. Вам не кажется, что каждый раз наши разговоры всё отдаленней от тем насущных и агрессивней по отношению к участникам?

Проститутка. Нервишки…

Жандарм. Ладно, время пришло, я пошёл (встает).

Издатель. Простите, вы сейчас в какую сторону?

Жандарм. В сторону Таврического сада.

Издатель. О, вы не против, если я составлю вам кампанию? Мне как раз туда, а на улицах нынче беспокойно.

Жандарм. Валяй (оба выходят из кафе).

Экстремист. Что скажешь про столичные облавы?

Главный. Рядовое явление. Я бы больше беспокоился о наших южных друзьях. Там всё держится на одном честном слове. Если товарищ генерал предаст, то всё. Там хорошие ребята, жалко. Сами подставились.

Товарищ. Мы такими темпами ничего не решим.

Главный. А мы ничего и не собирались решать! Мы сидим в центре города в обычном кафе. Что ты здесь решать собрался?

Товарищ. Ааа. Да, логика. А тогда что мы здесь делаем?

Главный. Я не знаю, у меня обед. Это вы все сюда зачем-то пришли.

Товарищ. Кстати, так где Писатель?

Друг. В нескольких улицах отсюда. Не пройдете мимо.

Лавочник. Дорогая, обожаемая Д., я попрошу вас после этого ланча зайти ко мне в лавку, обсудить наши с вами насущные вопросы…

Проститутка. Ты просто лапочка (и послала воздушный поцелуй).

Боец. Ха! Ничё так.

В нескольких улицах от кафе творилась история. Ковенский переулок… Когда-то здесь жил сказочник, говорили, что он даже продавал счастье. Не за деньги, естественно. Но я о нём в последние годы не слышал. Мы подошли к католической церкви. С первого взгляда ее стены, облицованные грубо обработанным гранитом, окна, похожие на бойницы с цветастыми витражами, и высокая башня-колокольня с красной черепицей были похожи на средневековую крепость. Это было самое запоминающееся здание в округе.