– Да, а кроме того, он злился на жену за то, как она умерла.
– Как? – спросила Лили.
– Наелась кремнегеля, – ответил Чарли.
Лили вопросительно глянула на Рея: “кремнегель” звучал технически-ботанически, а техника была особой областью Реева ботанства. Экс-полицейский ответил:
– Это влагопоглотитель, его пакуют в электронику и прочее невлагостойкое барахло.
– Гадость, на которой написано “Несъедобно”? – уточнила Лили. – Боже, как это глупо. Все же знают – “Несъедобное” не едят.
Чарли сказал:
– Мистера Мэйнхарта все это довольно крепко подкосило.
– Ну я думаю, – сказала Лили. – Он женился на полной, блядь, УО.
Чарли поморщился:
– Лили, это неуместно.
Та закатила глаза и пожала плечами. Она терпеть не могла, когда Чарли впадал в режим “Папик”.
– Ладно, ладно. Я пошла на перекур.
– Нет! – Чарли соскочил с кресла и преградил Лили путь к черному ходу. – На улицу! Отныне ты куришь на тротуаре.
– Но ты же сам говорил, что когда я курю перед входом, то похожа на малолетнюю прошмандовку.
– Я осуществил переоценку. Ты повзрослела.
Лили прищурила глаз, дабы поглубже заглянуть ему в душу и тем самым прозреть его истинную повестку дня. Огладила свою черную виниловую юбочку, и та при касании пискнула, будто под пыткой.
– Ты пытаешься сказать, что у меня большая попа, да?
– Я совершенно никаким местом не пытаюсь этого сказать, – стоял на своем Чарли. – Я просто говорю, что твое присутствие перед входом в лавку – тот актив, который может привлечь клиентуру из туристов с канатной дороги.
– А. Ну ладно. – Лили схватила пачку гвоздичных со стола и двинулась мимо стойки наружу – думать думу, а на самом деле – кручиниться, потому что, как ни надеялась, она – отнюдь не Смерть. Книга предназначалась Чарли.
В тот вечер Чарли дежурил в лавке, не понимая, зачем наврал своим работникам, и тут заметил, как снаружи у витрины промелькнула какая-то вспышка. Через секунду вошла поразительно бледная рыжая женщина. На ней было короткое черное платье и черные блядские “лодочки”. По проходу она шла так, словно явилась на пробы для видеоклипа. Волосы длинными локонами струились по плечам и спине, точно огромная темно-рыжая мантия. Глаза – изумрудно-зеленые, и, когда женщина заметила, как Чарли смотрит, она улыбнулась и остановилась шагах в десяти.
Чарли ощутил почти болезненный толчок – тот будто бы зародился из паха – и через секунду признал автономную реакцию похоти. Ничего подобного он не ощущал с тех пор, как умерла Рейчел, и теперь невнятно устыдился.
Женщина разглядывала его – осматривала, как подержанный автомобиль. Чарли был уверен, что заливается румянцем.
– Здравствуйте, – сказал Чарли. – Чем могу служить?
Рыжая снова улыбнулась – слегка – и полезла в сумочку, которую Чарли поначалу не заметил.
– Я нашла вот это, – сказала женщина, вытащив серебряный портсигар. Такие Чарли видел теперь нечасто, даже на рынке антиквариата. Портсигар рдел, пульсируя, – как вещи на складе. – Я была тут недалеко, и что-то мне подсказало – место ему здесь.
Она подошла к стойке напротив Чарли и положила перед ним портсигар.
Чарли едва мог шевельнуться. Он таращился на рыжую, даже не сознавая, что упирается взором в ложбинку меж грудей, чтобы не смотреть в глаза; а женщина, похоже, обмахивала взглядом его плечи и голову, будто бы наблюдая за тучей мошек над Чарли.
– Потрогайте меня, – сказала она.
– А? – Он поднял взгляд, увидел, что она не шутит. Женщина протянула руку: ногти наманикюрены и того же темно-красного оттенка, что и помада. Он взял ее за руку.
