Грязная работа - страница 4

– А маме? – Чарли показал подбородком на мать, выделявшуюся из прочих седовласых дам в трауре. Она была обвешана серебряными украшениями навахо и так загорела, что, делая глоток “старомодного”[6], вся будто утекала в стакан.

– Маме особенно, – ответила Джейн. – Схожу по-ищу, на чем сидеть шиву. Не знаю, почему нельзя на диване. Бери дочь.

– Не могу. Мне доверять ее не стоит.

– Бери, сука! – рявкнула Джейн прямо в ухо брату – но как бы шепотом. Между ними уже давно решилось, кто в доме альфа-самец, – им был не Чарли. Джейн сунула ему в руки малютку и направилась к лестнице.

– Джейн, – воззвал к ее спине брат. – Ты там оглядись, перед тем как зажигать свет. Может, какую жуть заметишь.

– Ну да. Жуть.

Джейн оставила Чарли в кухне – он внимательно осматривал дочь: ну, может, голова чуть продолговатая, а так немножко похожа на Рейчел.

– Твоя мамочка любила тетю Джейн, – сообщил он малютке. – Они вместе разбивали меня в “Риск”… и в “Монополию”… и в спорах… и на кухне у плиты. – Спиной он сполз по холодильнику на пол, уселся, раскинув ноги, и зарылся лицом в одеяльце Софи.

В темноте Джейн шваркнулась лодыжкой о деревянный ящик со старыми телефонами.

– Да это просто дурь какая-то, – сказала она себе и щелкнула выключателем. Никакой жути. Затем – потому что Чарли бывал кем угодно, только не психом – опять выключила свет: ничего не пропустила? – Жуть, ага.

Никакой жути в лавке не наблюдалось – за исключением самой Джейн, которая стояла в торговом зале и потирала лодыжку. Но, не успев снова зажечь свет, Джейн заметила, как снаружи кто-то заглядывает в витрину – ладонями защищает глаза, чтобы пробиться взглядом сквозь отражения фонарей. Пьяный турист или бездомный, решила она. Прошла по темной лавке между минаретами комиксов и укрылась за вешалкой с пиджаками, откуда хорошо просматривалась витрина, вся в гроздьях дешевых фотоаппаратов, уставленная вазами, усыпанная ременными пряжками и прочим барахлом, кое Чарли почитал достойным покупательского – интереса, но не достойным того, чтобы раскокать стекло и стибрить.

Мужик был вроде высок ростом и не бездомен – одет прилично, только отчасти монотонно, в светлое. Джейн показалось – в желтое, но под уличными фонарями не угадаешь. Может, и светло-зеленое.

– Мы закрыты, – сказала она громко, чтоб ее услышали сквозь стекло.

Человек снаружи оглядел всю лавку, но Джейн не – заметил и отошел от окна. И впрямь дылда. Очень дылда. Свет поймал линию его скулы, когда он повернулся. А кроме того, очень худ и до крайности черен.

– Я ищу хозяина, – сказал дылда. – Надо ему кое-что показать.

– В семье горе, – ответила Джейн. – Мы будем закрыты всю неделю. Можете прийти через неделю?

Дылда кивнул, оглядывая всю улицу слева и справа. Качнулся на одной ноге, будто собирался задать стрекача, но все время останавливал себя – как спринтер, напрягшийся у стартовой колодки. Джейн не шелохнулась. На улице всегда кто-нибудь есть, к тому же еще даже не слишком поздно, только мужик все равно какой-то дерганый.

– Послушайте, если вам нужно что-нибудь оценить…

– Нет, – оборвал он. – Нет. Просто передайте ему, что она… нет, скажите, пусть ждет бандероли почтой. Пока не знаю, когда придет.

Джейн сама себе улыбнулась. У мужика что-то есть – брошка, монета, книга, – и штуковина эта, считает мужик, принесет ему какие-никакие деньги; выкопал, наверное, в бабушкином чулане. Такое Джейн видела десятки раз. Ведут себя при этом так, словно отыскали потерянный город Эльдорадо, – приходят, запрятав вещицу под курткой или обернув в тысячу слоев папиросной бумаги и обмотав клейкой лентой. (Чем больше ленты, как правило, тем никчемнее оказывается предмет, – наверное, соотношение можно рассчитать по какой-нибудь формуле.) В девяти случаях из десяти – наверняка дрянь. Джейн наблюдала, как отец искусно пытался не обидеть такого клиента и мягко низвести его до разочарования, убедить, что от воспоминаний вещь бесценна и он, презренный старьевщик, даже не станет пытаться ее оценить. Чарли же просто говорил им, что ничего не понимает в брошках, монетах или что у них там, и за дурными известиями отправлял к кому-нибудь другому.