– И мне ты нравилась!
И это правда.
– Недолго! – парирует бывшая, и спрашивает как дела у меня, у мамули, у Наташи.
Я ответил, и поинтересовался ее дочкой. Лариска вся засветилось, от гордости, и почти час рассказывала про Яну.
Мы мирно побеседовали, повспоминали совместно пережитые приколы, и, расставаясь, даже поцеловались – по дружески.
Нет, не Ларка хочет моей смерти. Притворщица из нее так себе, и я бы заметил – неплохо бывшую знаю.
Затем – опять Анька, опять" У тебя нет шансов!" Прошу об услуге, она просит познакомить с Мирой, не зная, что мы расстались.
И вот я брожу среди гостей, Полина, в кремовом платье, ищет меня глазами, я же пытаюсь вычислить убийцу, и, одновременно, предвкушаю дальнейшие события, виновником которых и являюсь.
И поглядываю на официанток, но никого похожего на Венцеславскую не нахожу.
Рядом с Полиной нарисовался ее мажор, и, взявшись за ручки, они повернулись к экрану плазмы, висящей на стене. Я быстренько приблизился к ним – сейчас начнется.
Погас свет, и на экране появилось изображение… Нет, не детства Полины. А эротический фильм, с Эстер—Танькой и Полининым мажором, в главных ролях. Танька в маске – что бы знакомые не узнали. За эту роль я списал ей все долги. Таньке поймать жениха Полины в свои сети оказалось не сложно – бабник еще тот.
А заменила флешку Полининого фильма на мой Анюта – как лучшей подруге виновницы торжества, и известной медийной личности, ей это было не сложно.
Гости изумленно ахают, а Полина вырывает руку из лапы жениха, и пятится от экрана, тряся головой – видимо надеется, что происходящее на экране привиделось, и исчезнет.
Я хватаю ее за руку, говорю:
– Уходим!
И увожу, пока не очухалась.
– Куда едем?– спрашиваю я, сидя за рулем своей машины – Куда ты хочешь?
Она называет адрес, и я трогаюсь.
Полина не выглядела огорченной, была просто злой, и удивленной вероломством мажора.
– Вот козел! – говорит она, рассматривая себя в зеркало заднего вида.
– Ты не расстроилась?
– Не особо! – помолчав, ответила девушка – Этот брак – желание моего папы, не мое…
Вот теперь она загрустила. Даже слезинки показались.
– Отец болеет? – спрашиваю я.
Она кивает.
– Даже на моем Дне рождения не смог быть. Он в больнице! – объясняет Полина – Мы с Богданом… так и не помирились, но, не хотели его расстраивать. Надеюсь, папа не узнает о скандале…
Она закусывает губу, молчит, и спрашивает:
– Это не ты сделал? Подменил запись?
– Конечно нет! – честно отвечаю я – Как бы я мог!
Она кивает, и смотрит на свой айфон, с самого побега зажатый в руке, и, с самого побега пищащий и гудящий. Отвечает на вызов:
– Да, Глеб!… Все нормально, прогуляюсь – вернусь. Все ок, повторяю!
Полина сбрасывает, и выключает телефон. Мне не понравилось, как она говорила с этим Глебом – как— то, интимно.
– Приехали! – говорю я, кивая на темнеющий перед нами дом.
… Квартира, в которую мы входим, небольшая, неуютная, и безликая – съемная, что— ли?
– Моя! – будто услышав мои мысли, говорит Полина – Конспиративная!
Она смеется, пряча за шуткой неловкость от простоты обстановки.
– Скрываюсь в ней, от проблем. Но, бываю здесь редко, и привести в порядок руки не доходят. Об этом жилье никто не знает! – добавляет она.
Мы снимает верхнюю одежду, и идем на кухню. Полина достает из холодильника бутылку вина, нарезку сыра в упаковке, а из навесного шкафа – два бокала.
– Я себе кофе сделаю, можно?– спрашиваю я, помятуя об" отравленном вине", и заметив новенькую кофемашину.
