Удачный почин в развитии англо-российских связей омрачился уже в 1570 году, когда Иван Грозный, разгневанный отказом англичан поддержать его во время Ливонской войны, написал Елизавете, что в Англии правит не королева, а «торговые мужики». Иван нанес удар прямо по гордости Елизаветы: «И ты пребываешь в своем девическом чину как есть пошлая девица». «Пошлая» тогда означало «обыкновенная», и дело тут не в моральных убеждениях Ивана, а в его планах жениться на Елизавете, которая впоследствии отказала ему и в своей руке, и даже в руке своей племянницы.
Сохранившиеся немногочисленные описания англичан нашими соотечественниками содержат в основном информацию об экономическом состоянии и политической структуре государства. Но нравы и обычаи тоже попадали в фокус внимания: например, посол Федор Писемский был поражен танцами и развлечениями при дворе Елизаветы и приводил объяснения англичан: «В том-де государыни нашей королевны Елизаветы не осудите, что при вас танцуют; у государыни у нашей у королевны в обычае так ведетца: по вся дни после стола живут потехи и танцеванье».
В XVII веке уже появились переводы с разных языков об Англии и самостоятельные русские компиляции такого рода; там, помимо описаний природы и общественного устройства, упоминались и филантропические учреждения, и «Кантабринское» (кембриджское), и «Оксониевское» (оксфордское) училища. В некоторых статьях доминировали панегирики: «Британия здравого пребывания, и люди в ней счастливого и здравого приложения, аки иной свет от иных земель отменился…» или «Английские люди доброобразны, веселоваты, телом белы, очи имеют светлы, во всем изрядны, подобно италянам. Житие их во нравах и обычаях чинно и стройно, ни в чем их похулити невозможно. Воинскому чину искусны, храбры и мужественны, против всякого недруга безо всякого размышления стоят крепко, не скрывая лица своего. Морскому плаванью паче иных государств зело искусны, пища их большая статия от мяс, ествы прохладные, пива добрые, и в иные страны оттуда пивы идут. Платья носят с французского обычая. Жены их красовиты, платье носят по своему обычаю». (Кстати, хулитель англичан Федор Достоевский был без ума от англичанок!)
Петр Великий, прорубивший окно в Европу, посетил Лондон в январе 1698 года. Там он прожил два месяца, трудился на верфях, побывал в Оксфордском университете и Гринвичской обсерватории, на Монетном Дворе, подписал контракт с лордом Кармартеном о продаже ему монополии на торговлю табаком в России, имел встречи с Исааком Ньютоном и королем Вильгельмом III,[29] а между делом ходил по театрам и даже соблазнил актрису Кросс. Петр пригласил служить в Россию многих англичан и учредил шутовской «Великобританский монастырь» («Бенго-коллегия»), прообраз Английского клуба, там он предавался пьянству и прочим утехам с приятелями-англичанами.
Но имперские амбиции Петра пугали англичан. «Заветным желанием их великого монарха Петра, – писал Оливер Голдсмит,[30] – было обзавестись крепостью где-нибудь в Западной Европе. Эту цель преследовали многие его замыслы и соглашения, но, к счастью для Европы, все они потерпели неудачу. Такая крепость в руках русских равносильна воротам шлюза: когда того потребовали бы соображения честолюбия, выгоды или необходимости, они могли бы затопить весь западный мир наводнением варваров».
Настороженно относились к деятельности Петра и Джонатан Свифт, и особенно Даниель Дефо, неприглядно описавший «невежественных московитов» во второй части «Робинзона Крузо» – там главный герой проехал через Сибирь. Позднее Лоренс Стерн писал о недостатке остроумия и рассудительности на «Новой Земле» (наверное, он прав, но от этого не легче) и о том, что у нас «все заботы человека в течение почти девяти месяцев кряду ограничены узкими пределами его берлоги, где духовная жизнь придавлена и низведена почти к нулю и где человеческие страсти и все, что с ними связано, заморожены, как и сами те края».
