– Здорово мы вам поддали в Севастополе! – молвил Кот. – И хотя я не сторонник драк, но Крымская война очень обогатила наш язык: сколько наших улиц получили названия «Альма», «Балаклава» и «Инкерман» в честь выигранных в Крыму сражений! Появился «кардиган» в честь командующего корпусом, лорда Кардигана, именно он повелел утеплить им своих солдат, замерзавших в Крыму (!), и шерстяная шапка «балаклава», полностью закрывавшая весь череп и горло, кроме лица…
В «восточном вопросе» Англия опасалась русского контроля над Дарданеллами, свободного выхода в Средиземное море и, соответственно, укрепления на Балканах (угроза Мальте и морским коммуникациям через Суэц и Гибралтар). Не меньше опасений вызывала у англичан русская экспансия на Кавказе и в Средней Азии. Тогда и был взят на вооружение лозунг национального самоопределения, повернутый потом против самой Британской империи, – полная аналогия с большевиками, тоже разделившими империю по национальному признаку.
Лорд Биконсфилд[34] видел в «огромной, великой и могучей России, сползающей, подобно леднику, в направлении к Персии, Афганистану и Индии, самую грозную опасность для Великой Британской империи».
Отношения двух империй после Крымской войны оставались корректными, но без взаимных симпатий. К примеру, убийство царя Александра II и разгул терроризма в России вызвали ажиотаж в Англии, весь цвет английского высшего общества превратился в рупор борьбы с российским деспотизмом. Солидный Конан Дойл изобразил в романе «Торговый дом Герлдстон» благородного «нигилиста из Одессы», а в шерлокхолмсковском рассказе «Пенсне в золотой оправе» – столь же благородных революционеров Анну и Алексея и предателя Сергея, а отец шпионского романа, англоязычный поляк и русофоб Джозеф Конрад, нарисовал отвратительные портреты русских анархистов в «Конфиденциальном агенте». Даже далекий от большой политики Оскар Уайльд не поленился написать пьесу о Вере Засулич «Вера, или Нигилисты».
Во время англо-бурских войн в конце XIX века симпатии России были на стороне буров, несправедливо подвергшихся агрессии, на помощь бурам бросились русские добровольцы и сестры милосердия.
Буры даже стали героями детских песенок:
Мама, купите мне пушку и барабан.
И я поеду к бурам,
И я поеду к бурам
Бить англичан!
Одновременно на основе разделения сфер влияния в Афганистане и Тибете продолжал складываться англо-русский союз, направленный против Германии, англичане помогли России с займами на восстановление экономики после поражения от японцев и революционных потрясений 1905 года.
Если обобщить особенности дореволюционного отношения к Англии думающей части русского общества, то эта страна никогда не являлась ни предметом для обожания, ни предметом для ненависти. Дело даже не в Англии, а в общем настрое русской политической и философской мысли.
Славянофилы и евразийцы проводили русские или славянские идеи, где для Запада оставалось немного места. Константин Леонтьев вместе с Джоном Стюартом Милем восставал против гибельного «обуржуазивания» и единомыслия общества, ему был ненавистен «усредненный человек» – продукт западной цивилизации. Конечно, иногда славянофилы и прочие антизападники брали под обстрел Англию как часть Запада, однако в ярых англофобов никто не вырос, к Англии относились уважительно, но держали дистанцию, что не мешало, например, отцу славянофильства Алексею Хомякову играть в карты до утра в Английском клубе и одеваться на английский манер.
