Гураны. Исчезающее племя - страница 42

В деревне никто никого не инструктирует и не обучает, главным наставником является жизнь. И наставляет она без скидок на обстоятельства. К определенному возрасту все познается на собственной шкуре. Если тебе дают задание, то подразумевается, что ты готов к его выполнению. Хотя мало кому удается эту шкуру сохранить в целости. У меня до сих пор имеются отметины и у каждой своя история.

В тринадцать лет на каникулах меня взяли на работу и отправили в урочище Кадарча, километров за пятнадцать от деревни. В это время там никого не было, отару угоняли на летние пастбища, надо было скосить траву и убрать сено. Дали двух рослых меринов, запряг их в косилку «семифутовку» и полдня добирался до места. Ввиду отдаленности, предстояло там прожить три дня одному. Потом, когда подсохнет сено, должен подъехать кто-то из работников для скирдования. Никто не задумывался о том, что это опасно или неудобно. Сам я был горд доверием, собрал котомку и поехал без лишних разговоров.

После обеда уже определил делянку и приступил к работе. Косил «на развал» (один из способов), второй назывался «на склад». К сумеркам, а это в Забайкалье летом часов около десяти, лошади устали и проголодались, начали хватать траву на ходу, пришлось остановить работу. За это время выполнил дневную норму. Трава по пояс, площадка ровная, лошади сильные, косилка исправная – работай, да работай! Распряг коней, напоил из протекающего рядом ручья, стреножил и отпустил пастись на ночь. Вскипятил чай, поужинал и от усталости провалился в глубокий сон, которому не мешали ни комары, ни звон треног пасущихся лошадей.

Утром, по холодку и влажной от росы траве дело пошло еще быстрее. Отдохнувшие за ночь лошади работали охотно, косилка стрекотала, распугивая сусликов, которые со свистом прятались в норах. Перепелки взлетали и падали в траву неподалеку, смешно боком убегая – отвлекали от где-то рядом находящихся птенцов. Иногда те выбегали из-под колес и семенили табунком, маленькие и полосатые. Я их ловил, любовался и отпускал. Когда забивались ножи косилки, останавливал лошадей, поднимал на подставку (шебало) полотно, удалял застрявшую между сегментом и рожком помеху. Часам к двенадцати лошади притомились, солнце раскалило степь как сковородку, стали донимать пауты. Кони задними ногами и хвостом пытались отбиваться, но безуспешно. Жгучие укусы заставляли подпрыгивать, принуждали к неповиновению. Делать нечего, распряг, сводил к ручью, стреножил и отпустил на отдых часа на два. За это время искупался в холодном, вытекающем из ключа ручье, потом сварил картошку, поджарил сало, вскипятил чай. Пообедал, и прилег в тень под кустом, укрывшись тряпкой от паутов.

Проснулся часа через два от укуса, ужалившего через тряпку, до ломоты в руке, овода. Один конь лежал, а второй катался по земле, отбиваясь от паразитов. Наскоро перекусил и пошел запрягать. Все было отлично, полоса скошенной травы заметно увеличивалась, было чем похвастаться перед бригадиром.

Но счастье бесконечным не бывает. После второго круга забились ножи. Поднял полотно и начал выдергивать веточки кустарника из проема между сегментом ножа и рожком. У конной косилки нет механизма отключения привода полотна ножей. При движении колеса, ножи двигаются и начинают резать. Вот и сейчас, когда лошадь дернулась от укуса овода, косилка качнулись, чем привела в действие режущую часть полотна. Указательный палец левой руки, находящийся между сегментом ножа и рожком, я выдернуть не успел. От резкой боли в глазах потемнело, показалось, что земля опрокидывается. Оказывается, потерял сознание и упал. Хорошо, лошади смирные. Очнулся, посмотрел на палец, из которого хлестала кровь, понял, что надо срочно ее останавливать. Перетянул руку в запястье темляком от плетки, стал искать, чем перебинтовать. Вытряхнул из чистой тряпки хлеб, пошел к ручью, стал обмывать рану и увидел, что задета кость, которая белела в глубине. Вот от чего такая дикая боль. Палец у основания рассечен больше, чем наполовину. Стесняться было некого, я выл, катался по земле, временами отрываясь от обработки раны. Но и рассчитывать не на кого. С грехом пополам обмыл рану, за неимением ничего другого облил палец керосином из лампы. Потом нашел подорожник, промыл его в ручье, обмотал им палец, замотал руку тряпкой. Боль немного стихла, рука онемела. Ослабил жгут, из книг знал, что долго держать нельзя, кроме того, приходилось участвовать в лечении животных. Напился воды, перекусил, хотел выпрячь лошадей, но одна мысль, что для этого придется работать левой рукой, бросала в дрожь. Собрал вожжи, сел на косилку, поехал. Управлять правой рукой было неудобно, но приспособился, стало получаться. Даже в голову не пришло, что надо ехать в село за помощью. Вспоминал героев Джека Лондона, Павку Корчагина, а еще больше односельчанина деда Полякова. Он на охоте отморозил пальцы ног и заметил, что начинается гангрена. Бушевала пурга, выехать, чтоб получить медицинскую помощь было невозможно. Тогда он накалил на огне нож и отрезал несколько пальцев. После этого два дня пережидал пургу и вернулся домой. Этот пример был ближе, деда я знал, он только год назад умер.