Василий наклоняется – потянуло разглядеть автора. На глаза налезают волосы. Светлые, но не прозрачные же.
Руки заняты портфелем и цветами. Тряхнул головой и, прежде чем прядь снова застила взор, успел прочитать: Алексей Константинович Толстой.
Чтобы купить по талону «Князя Серебряного», Вася, тогда восьмиклассник, сдавал двадцать килограммов макулатуры, а теперь самого князя Толстого в мусор отправляют… И дом ведь у них не простонародный, а кооперативный: в восемьдесят пятом в него въезжали не самые темные москвичи.
Пешком прошагал в свой «бельэтаж» – так они с Лелей прозвали вытянутый по жребию второй этаж. Элегантное слово помогало не комплексовать, а радоваться близости к земле, к палисаднику под окном, к прохожим, похожим на людей, а не на тараканов. С более престижной верхотуры все кажется черно-белым, и человеческие пропорции неразличимы.
Василий коленом толкает незапертую створку двери в общий холл. Оказавшись перед родной малиново-кожаной дверью, ленится лезть за ключами. Все пальцы заняты, выставился только мизинец. Вдавливает его в кнопку звонка. Молчание. Нажимает снова и вздрагивает, услышав, как к пронзительной трели присоединяется щебет домашнего телефона из недр их просторной квартиры.
Ни на одну мелодию никто не отзывается.
Где Лелька?
Куда подевалась?
Раз не предупредила, когда завтракали, и за весь день даже эсэмэски не скинула, то наверняка бросила на коврик записку. Нужно только поскорее достать ключи и открыть дверь, чтобы дикие мысли не успели червоточиной проесть сознание.
Черт, куда же связка задевалась!
Посеял?
Стоп, стоп!
Почему так паникую?
Так… Портфель на пол. Пионы к ногам. Выпрямился. Руки по швам, глаза прикрыты… Глубоко вдохнул и задержал выдох.
Несколько секунд ни о чем не думает – хватило, чтобы успокоиться. Прогнал ревнивое видение, в котором его Леля голышом прижимается к одетому, застегнутому на все пуговицы Нестору.
Ни разу не задал ей прямого вопроса…
Прошлой весной Леля в очередной раз обиделась на своего гуру. Страдала оттого, что Нестор давно не звонил. Дней десять молчал ее мобильник, купленный на следующий месяц после их знакомства. Бытовой аппарат словно превратился в капельницу, по которой каждую минуту в Лелину кровь поступал яд тишины.
Из гордости первой не звонила и так извела своим молчаливым страданием, что Василий предложил себя как бы в бодигарды – сопроводил жену на публичное камлание. Запер свои эмоции на замок и еще повесил табличку с заклинанием: ей будет хорошо, значит, и мне тоже.
Слушал Нестора, не слишком вникая, наблюдал. Сперва только за гуру, не за Лелей.
Ну, начитанный он человек…
Умный…
Не один же он такой…
Внимали солисту в основном женщины. Девяносто процентов зала мест на триста – разновозрастные, но не старые еще бабы. Парами, тройками и поодиночке пришли они на эзотерическую акцию. Пришли, чтобы заслониться от жесткой непредсказуемости жизни. Набор в группу начинающих.
С какого-то момента речь Нестора начала ввинчиваться в сознание.
– …Многое в мироздании можно ухватить точечно. Многое, но не все. Жизнь как таковую – нельзя ухватить, никак не получится. Скажем, вы видите жизнь в точке «А», и, пока фиксируете ее в этой точке, она уже добралась до следующей точки «В». Если она жива. – Нестор неспешно пошел в глубь рядов, продолжая говорить. Манера эстрадных певцов. Но они собирают букеты, а он – только любовную энергию. – А жива она, vita nostra, по определению. Всегда. Вдумаемся в простые слова: «Человек хочет жить». Что они, собственно, означают? Не просто существование белковых тел, не элементарные функции дыхания, кровообращения… Хотеть жить – это желание занять множество новых точек пространства и времени. Восполнять, дополнять себя тем, чем мы сами не обладаем. Допустим, я люблю Лолу…
