Лишь бы не вздумала позвонить сейчас. Пришлось бы тянуться к карману за телефоном, беспокоить девочку.
Она словно угадала Ванину мысль, шевельнулась, будто хотела освободить плечо из-под ладони, но тут гром ударил с новой силой, и она опять прижалась. Надо было успокаивать снова.
– Послушай… Ты про меня столько знаешь: и откуда я, и где живу, и как зовут… А тебя как звать?
– Лариса, – быстро сказала она.
– Как мою бабушку… Но ты же не бабушка. Есть имя покороче?
– Да. Иногда зовут Лора. Или даже Лорка. Это не обидно, мне нравится.
– Конечно, чего обидного… Наоборот, красиво даже. Был такой испанский поэт, Федерико Гарсия Лорка. Его фашисты расстреляли. Очень известный поэт…
– Ты его читал? – шепотом спросила Лорка.
– Нет, – признался Ваня. – Мне мама рассказывала. Она готовила выставку иллюстраций к его стихам. В Обществе российско-испанской дружбы… Я спросил: а что по-испански значит «Лорка»? А она говорит: не знаю, посмотри в словаре. Я полез в словарь, но там такого слова нет. Есть только похожее, «лоро»…
– А это что такое?
– Это значит «золотистый». Только не ко всякому существительному относится, а к полю, к хлебам. Например, «золотистая рожь»… Или… – Он запнулся, но сразу храбро сказал: – «Золотистая Лорка».
– А… что это значит?
Он сказал еще храбрее:
– Не ясно разве? Золотистая ты.
Лорка засмеялась – не очень весело, но звонко.
– Разве я золотистая? Вся белобрысая. В классе даже дразнятся иногда: седая…
Ваня не стал говорить, что дразнятся дураки, – это было бы слишком просто. Он разъяснил с ученой ноткой:
– Они плохо смотрели. Все зависит от угла зрения. Я вот сегодня глянул на тебя на крыльце и увидел в волосах золотые искорки.
Лорка помолчала и шепнула:
– Правда, что ли?
– Ну подумай, зачем мне врать?
– Никогда не замечала.
– Потому что не смотрела на себя в зеркало при ярком солнце. Ты попробуй…
Лорка ничего не ответила. Повозилась, освободилось из-под Ваниной руки, попыталась натянуть на коленки подол, не сумела, уперлась в них подбородком.
– Ваня, послушай. Дождь потише стал, да?
– Потише…
Гроза кончилась так же стремительно, как началась. Вмиг ослабел и через минуту прекратился ливень. Гром прощально порокотал где-то в отдалении. Солнце окрасило желтизной край уходящей тучи.
– Кажется, отбой, – сообщил Ваня и бодро завозил ногами. – Подождем еще или будем выбираться?
– Будем, – решила Лорка. – Парамоныч спрятался от дождя, и надо успеть, пока не появился снова.
Они успели.
Воздух был сырой, плетень, сквозь который они продрались на огород, – тоже. Широколистная трава, что росла рядом с грядами, цапала ноги мокрыми ладонями (Лорка даже повизгивала). Зато огород миновали за несколько секунд. С натугой раздвинули прутья-палки в другом плетне и выбрались на дощатый тротуарчик – он тянулся по краю лога, огибал могучие кривые тополя. Пахло дождем, тополиной листвою, влажными травами. Миллионы капель в зарослях лога сияли радужными искрами. Ваня хотел постоять, подышать. Но Лорка потянула его за руку:
– Идем скорее… – Кажется, она не до конца доверяла этой прохладной благодати.
И… правильно не доверяла. Когда они свернули с тротуарчика и оказались на тропинке рядом с сетчатой изгородью спортплощадки, навстречу им вышли из-за трансформаторной будки Квакер и его дружки. Пешком. Велосипеды держали за рули…
Перехитрили, гады! Переждали где-то грозу, вычислили путь беглецов, перекрыли дорогу. Для них, видать, это была очень важная охота. Интерес, азарт! «Смысл жизни», как выразился при первой встрече Квакер. Сейчас он с откровенной радостью улыбался лягушачьим ртом. Его дружки тоже улыбались, но как-то невыразительно. Лица их были туповато-одинаковые.
