С этими словами он ушёл, а я настороженно посмотрел на полковника. Благожелательность Гольдбера вызывала у меня большее опасение, чем его ругань. Полковник только улыбнулся.
– А почему он с ней мысленно не свяжется? – спросил я.
– Во-первых, Даша, как и положено, ещё практически не может пользоваться невербальной речью… Это мне повезло, – с гордостью заметил учитель, – а во-вторых, он не силен в мысленном общении. Во всяком случае до Корабелки не дотянется.
От удивления я чуть не подавился. То, что бывший инквизитор может чего-то не уметь, совершенно не укладывалось в голове.
– Вы Петя, ешьте, – с насмешливой вежливостью посоветовал учитель, – и поторопитесь. У нас сегодня передислокация.
Я кивнул и продолжил трапезу.
До Корабельной стороны я добирался верхом. Единственное, чего я слегка опасался, что мы можем разминуться, но проверить этого не мог. Мысленно на большие расстояния общаться я ещё не умел, несмотря на все свои успехи, как и искать человека, не зная точного направления. Учитель упоминал, что это вполне возможно, но механизма сего действия мне не объяснил, потому как мой мозг пока не созрел для столь серьёзной задачи. Но, как выяснилось, беспокоился я напрасно. Дашина повозка стояла во дворе. Здесь же бродила стреноженная лошадь. Я спешился и, привязав повод к дереву, для приличия постучал в дверь.
– Входите, Пётр Львович.
Она была уже полностью готова к выходу и с увлечением читала какой-то журнал. Тяга людей простого сословия к знаниям всегда поражала меня. Что Кошка, что Даша тянулись ко всему новому с ненасытной жадностью. Можно было только поражаться с какой скоростью их мозг впитывал знания. Даша, ещё полгода назад не знавшая грамоты, уже освоила не только письмо и чтение, но и весьма прилично изучила английский и немецкий. Объяснялось всё очень просто – именно в этих странах печатались самые передовые статьи о медицине, и хотя читала она их ещё прибегая, время от времени, к помощи словаря, успехи её меня потрясали.
– Вот выучусь как следует этим языкам, займусь латынью, – говаривала она.
Кошка не отставал от неё. Более того, благодаря тому, что вампиром он стал раньше нас, то и в учении заметно обошел Дашу.
– Зачем тебе эти языки? – спросил я его однажды, – Всё равно, поймешь любого.
Это действительно так и было. Не знаю что и как, но вампиры понимают любой язык, основы которого ему хоть чуть-чуть известны. Но Кошка ответил мне почти как полковник:
– А поговорить? – вопросил он, – Толку мне от понимания, если ответить не могу. Людей-то гораздо больше чем нас. Так что не хочу быть немым.
Я только покачал головой. Ни Дашу, ни Петра Марковича никто не принуждал к учёбе, но они рвались к ней, как голодающий к хлебу. А мы, дворяне, не хотели ценить это благо. Невольно вспоминались стимулы, призванные поощрить нас к изучению наук: ремень, розги, лишение обеда, оставление в классе, позорная доска на спину, беседы с родителями… Да разве всё упомнишь. Странно, что пройдя сквозь этот арсенал принуждения, мы становились хоть сколь-нибудь образованными людьми.
– Даша, Иосиф Дитрихович просил передать, что Николай Иванович уже перенёс госпиталь в Николаевскую батарею и ждёт вас.
– Спасибо, Петя, – не отрываясь от статьи отозвалась она и тут же смутилась. – Ой! Извините.
– Не волнуйтесь, Даша. Мне будет очень приятно, если вы так и будете обращаться ко мне.
