– У нас вон машина есть, да нет воды, – сказала бабушка. – А у тебя есть вода, а нету машины. Нам машину Антон подарил. Когда-то давно он попросился, чтобы на Рождество ему уступили этот дом, потому что он жил в нём, когда был маленьким. Это он подарил нам Розу, а на следующий год прислал стиральную машину.
– Мы назвали эту машину Эсмеральдой, – сказала девочка, которую звали Мари.
– Это да, – подтвердила бабушка. – Но пользовались машиной всего-то один разок, когда было много гостей. Все уработались до изнеможения, пока качали воду для машины, так много ей требуется для полоскания. Так что теперь у нас Эсмеральда стоит в шали и в шапочке только для красоты.
– И ещё держит на голове блюдо с фруктами, – добавила Мари.
– Видела я вашу машину, – сказала Эрле. – Знаете, я ведь пришла к вам по делу и хотела кое-что спросить. Понимаете, нам с Гюро через несколько дней предстоит переезд, вот мы и пришли узнать, не может ли ваш папа приехать на своём грузовичке и помочь нам.
– Отчего же не помочь, – сказал хозяин, – если только вы согласитесь, чтобы я перевозил вас вечером, в дневное время я всегда в разъездах.
– Конечно, согласны, – обрадовалась Эрле.
– Я знаю, что это секрет, – сказала бабушка. – Но я слыхала, что ты выходишь замуж. Об этом говорили у вас в магазине.
– Да, это правда. И переезжать мне недалеко – всего лишь до новой школы.
– Мы были в городе и видели этот домик, – сказала бабушка. – Нам он очень понравился.
А Гюро, Сократу, Лилле-Бьёрну и Мортену было не до того, чтобы слушать разговоры взрослых. Они носились по двору наперегонки с Самоварной Трубой и Индивидом. Потом Мортен позвал их в дровяной сарай и кое-что там показал. В сарае хранились сложенные в поленницы дрова, но посередине стояла маленькая кроватка. Кроватка была необычная, на низеньких ножках и с низенькими бортиками по краям, но всё же видно было, что это кровать.
– Для кого она сделана? – спросила Гюро. – Для маленького ребёночка?
– Нет. Это для Самоварной Трубы. Раньше она спала в бочонке возле печки. Мы подкладывали на дно много бумаги, чтобы ей было повыше лежать. А теперь она стала старенькая, и ей уже так высоко не запрыгнуть, вот мы с бабушкой и сделали для неё лежанку, осталось только покрасить. Мы подложим ей туда матрасик и её любимое одеяло, но она ещё про это не знает.
– Вот здорово! – сказала Гюро. – А в какой цвет вы покрасите кроватку? В зелёный?
– В красный, – сказал Мортен. – Самоварная Труба у нас чёрная, и красный цвет ей больше к лицу.
Ещё в сарае стояла на полке целая батарея пустых банок из-под консервов. Там были маленькие и большие баночки, баночки из-под рыбных котлет и тресковой икры.
– А для чего тебе консервные банки? Для краски? – спросила Гюро.
– Нет, для другого, – сказал Мортен.
Все заглянули, что же там такое хранится, и увидели, что в банках на донышке было немного воды.
Взглянув на банки, Мортен вышел за дверь, посмотрел, что там делается, и вдруг сказал:
– Погодите, я сейчас.
Взяв одну банку, он перешёл через двор и вышел за ворота. Мимо в это время проходили какие-то люди, похоже, туристы. Затем дети увидели, как Мортен к ним подошёл, о чём-то поговорил. Отдав прохожим консервную банку, он вернулся в сарай.
– Зачем ты дал им консервную банку? – спросил Лилле-Бьёрн.
– Да вот предупредил их, чтобы они, если станут курить, не бросали бы окурки на землю, а гасили их в банке. В лесу так сухо, что недалеко до пожара.
