– Издеваешься, – Воробей отправил в рот кусок жареного мяса и наполнил рюмки. – Как тут похудеешь.
– Это ты насчет чего, еды или денег?
– И того, и другого.
– Деньги, – Цап поднял рюмку, выпил и продолжил: – Это просто бумажки. Как газета, журнал, книжная страница. Вот прикинь, на одной раскрашенной бумажке нарисована цифра один, на другой тоже один, но с тремя нулями. И разницы никакой ни по вкусу, ни по весу, ни по цвету, ни на запах. А люди мучают друг друга, убивают, войны устраивают из-за этих бумажек, даже не бумажек, а нулей, понимаешь, у кого их больше, тот и круче. И кто-то же их придумал. Думаю, это сделал явно нехороший человек.
– Только на меня не подумай.
– Нет, Витя, ты здесь ни при чем. Если бы это ты их придумал, бумажки эти, деньги, то кроме как у тебя, больше ни у кого их не было бы. Жадный ты.
– Ты тоже не Робин Гуд. Тебе зачем деньги?
– А мне и ни к чему, – с готовностью ответил Цап.
– Это все слова, Константин Сергеевич, а забери у тебя сейчас, как ты выражаешься эти бумажки с нулями, и кем ты будешь, вот уж действительно нулем, как говорят, без палочки.
– А буду я, Витя, как и был, просто человеком. И не могу я в зависимости от количества банкнот или их отсутствия из человека, скажем, превратиться в собаку или крокодила.
Воробей закурил, смачно затянулся и выпустил в потолок густую струю дыма.
– Это да, – согласился он. – Только мани – это все. Почет и уважение, власть, сила, неограниченные полномочия. Я уже не говорю о домах по всему миру, самолетах, пароходах и так далее.
– И все это на одну жизнь? – Цап посмотрел по сторонам. – Ну принесет она сегодня воды или нет?
– Нет, не принесет. Мани давай, – Воробей был явно собой доволен, он чувствовал, что победил.
Цап задумчиво почесал затылок:
– Молод ты еще. Амбиций много. Орлом хочешь быть. А не будешь. И соколом тоже. Но поскольку ты у нас птица, ястребом тебе быть. Хотя, пожалуй, ты им уже стал.
Виктор Семенович поднял рюмку:
– Не спорю. Но стремиться надо и повыше.
– Ох, Птенец, прав ли ты, не знаю, но молод, это точно, поверь мне. Пройдет лет десятка полтора, и ты меня поймешь.
– Не пойму, Сергеевич, потому как разные мы с тобой. Я люблю красиво жить, ты просто жить, я не люблю худых телок, ты не любишь «мерседесы». Или, к примеру, я предпочитаю окуня из озера Трот, жареного на кокосовом масле, нежели лупатого окунька карибского, ты же предпочитаешь шашлык из свинины, чем из баранины. И все равно это не главное, просто мы разные.
Цап промолчал, он не пробовал окуня из далекого и неизвестного ему озера, но последние сравнения ему почему-то не понравились. Он перешел за письменный стол.
– Не знаю, – сказал он. – Что-то, но рассудит нас. Может быть, время, а может… – Он задумчиво посмотрел на сандалового орла. – А может быть, случай. Но. Давай, брат, перейдем к делу. Мне звонил Солин. Будем с тобой думать. Меня не интересует, кто и почему принял такое решение, мое дело исполнять. Если честно, Беспалов мне всегда нравился, справедливый мужик, прямой и открытый, главное – независимый, и плевать он на всех хотел. Может, это его и подкосило, не знаю. Но приговорили его.
Воробей пробежал взглядом по стенам и вопросительно посмотрел на Цапа.
– Не боись, – успокоил тот. – Глухо, как на дне морском. Каждый день все помещения проверяем. Итак, что должно быть с твоей стороны? Полная информация о…
– «Таргет», – вставил Воробей.
