– Утро, Хана, – произносит папа, не отрывая взгляда от телеэкрана.
– Доброе утро.
Я проскальзываю за стол, предусмотрительно держась левым боком к отцу, и набираю в тарелку пригоршню хлопьев.
В телике берут интервью у Дональда Сигала, министра информации при мэре.
– Истории о сопротивлении чрезмерно раздуты, – ровным тоном вещает он. – Однако мэр понимает беспокойство общества… будут приняты новые меры…
– Невероятно. – Мать кладет трубку телефона, хватает пульт и приглушает громкость.
Отец раздраженно бурчит.
– Представляете, что мне только что сообщила Минни? – заявляет она.
Я едва сдерживаю улыбку. Ну, конечно. Таковы люди, которых исцелили, – они предсказуемы. Предполагается, что это одно из благ процедуры.
Мама продолжает, не дожидаясь ответа.
– Случился новый инцидент! Теперь уже – с четырнадцатилетней девочкой и с парнем. Их поймали на улице в три часа ночи.
– И кто же они? – спрашивает папа.
Он смирился с потерей программы новостей и ставит пустую миску в раковину.
– Девушка – одна из дочерей Стерлингов. Младшая, Сара, – выпаливает мать и выжидательно смотрит на папу. Когда он никак не реагирует, она отчеканивает: – Ты ведь помнишь Колина Стерлинга с женой. Мы с ними обедали в «Спитальнис» в марте.
Отец что-то неразборчиво бормочет.
– Как ужасно, когда знако… – мать внезапно обрывает фразу, поворачиваясь ко мне. – Хана, что с тобой?
– Я… кажется, подавилась, – выдыхаю я, встаю и тянусь за стаканом воды.
У меня дрожат пальцы.
Сара Стерлинг. Наверняка ее поймали, когда она возвращалась домой. На миг у меня в голове проносится жуткая, эгоистичная фраза: «Слава Богу, что это не со мной!» Я медленно пью воду. Хоть бы сердце перестало колотиться! Я хочу спросить, что будет с Сарой, но молчу. Кроме того, подобные истории всегда заканчиваются одинаково.
– Ее, разумеется, исцелят, – договаривает мать, словно прочитав мои мысли.
– Она слишком молодая! – вырывается у меня. – Процедура не может сработать правильно!
– Человек, который является вполне взрослым для того, чтобы подхватить болезнь, – достаточно взрослый и для исцеления, – парирует мать.
Отец смеется.
– Ты у нас скоро запишешься добровольцем в АБД. Почему бы тогда не оперировать новорожденных младенцев?
– Почему бы и нет? – пожимает плечами мать.
Я держусь за кухонный стол: мое сознание затуманивается, в глазах темнеет. Отец берет пульт и снова включает звук. Теперь на экране – отец Фреда, мэр Харгроув.
– Повторяю: так называемое «движение сопротивления» не представляет собой никакой опасности. Никакого значительного распространения болезни не наблюдается, – изрекает он.
Я выскакиваю в коридор. Мама что-то кричит мне вслед, но я максимально сосредоточена на монотонном голосе Харгроува. «Именно сейчас мы объявляем политику нулевой терпимости нарушениям закона и мятежным выступлениям…» Я перепрыгиваю через две ступеньки и захлопываю за собой дверь комнаты. Почему она не запирается?
Понятно почему: уединение порождает секреты, а они в свою очередь предвещают нездоровье.
Ладони у меня мокрые от пота. Я беру мобильник и звоню Анжелике. Мне отчаянно хочется поговорить с кем-нибудь про Сару Стерлинг. Мне необходимо, чтобы Анжелика успокоила меня. Пусть она скажет, что все в порядке, нам ничего не грозит и андеграунд не рассыплется. Правда, мы прибегнем к иносказаниям. Ну и что? Все телефонные разговоры периодически контролируются и записываются городом.
