– Это у меня читальный зал в ГЗ, а у тебя такой же на Факе.
Я позволил себе решить их разногласия не дифференциалами и интегралами, Рядами и Биномом Ньютона, – а:
– Простой реальностью можно? – хотя знак вопроса замаскировал под жука, который здесь пролетал, как одна такая пушистая телка из рода Че, что танцевала со мной в местной чайхане, состоящей только из наc двоих и пианино заодно с проигрывателем музыкальных пластинок до такого упада, что догадалась встать только тогда, когда уже едва не стало слишком поздно. И:
– Ничего не было, – но запомнил ее на всю жизнь, и теперь вывожу периодически на прогулки, но опасно доиграться до такой реальности, которая изменит само прошлое.
Единственное, чего не могу сказать, как муж одной литовской девушки Ирэн и ее певец:
– Сколько я девушек встретил, только не встретил такой-й-ой-ой-й.
– Помню тебя перед боем, в дыме разрывов гранат, платье твое голубое, голос, улыбочку, взгляд.
И забыл обо всем на свете, стал ловить треску сразу на три – 3 – дома:
– Она, она и она. – Специально не повторяю еще раз имена, чтобы никого из них не украли, такие красивые, как три царицы под окном, – но:
– Вот, что делают, когда меня не предвидится – даже не задумываюсь.
В некоторых теориях утверждается, что ничего и не происходит – в других, наоборот:
– Бывает, – но узнать конкретику нельзя принципиально.
Специально придумано так, для счастья неведения, которое, не изображая и не воображая, но, скорей всего, именно поэтому:
– Если не может существовать, – то просто:
– Бывает.
И зашел с утра к одной, днем к другой, вечером к третьей. Зачем? Хотел свести их вместе и – нет, не попрощаться – сказать:
– До свиданья, – всё равно:
– Не получилось.
Я ходить могу, они – выходит – нет, хотя и работают, как самодвижущие мишени в своих личных флигелях. Пространство разделено на не для всех доступные части. Хотя, возможно, у каждой из них своя парадигма тоже есть. Но угадать, за кого из них зацепиться, не могу – кинуть жребий?
Тоже нет необходимости, которая может быть решена в будущем.
И нельзя даже представить, пригласил всех на рыбалку, и плыли все в разных лодках, как в одной со мной, и они друг про друга даже знали, но не видели.
– Я остаюсь здесь навсегда! – крикнул, встал в лодке, но она закачалась, предупреждая о волнении – вплоть до морщин – пространства, как явлении временном, но еще существующем.
Сел.
Потом на берегу сам жарил для них рыбу, а они были, как в выходной:
– Счастливые, праздничные и c бокалами шампанского.
– Это Рай? – я посмотрел на небо, которое подмигнуло, закрыв солнце тучей, хотя и на несколько секунд, но решил: исчезнут, так и не дожив до вечера, когда всё будет можно.
Они – дожили. И хотел даже сесть писать протест, что мне мало и этого для прощания с Луной, но они опять вошли – так и не замечая друг друга – и опять всё было, как прежде:
– Я – король.
И только к полуночи вызвали к Тузу – боялся:
– Если Эйнштейн или Алан Тьюринг – могу не справиться.
Тогда, может быть, ладно, подчинюсь, но только извините, не навсегда, ребята. К счастью, не пришлось, ибо это был:
– Президент США Кенне, – роль которого, не увы, должен был сыграть я:
– Не буду!
– Вы любите невыполнимые задания, сэр, поэтому и вся колода из 54 карт Тарот ваша.
И, как нарочно, забыл, точно ли их должно быть пятьдесят четыре. Хотелось объясниться, что так не делается:
– Не начинаются настоящие дела с игр с памятью.
