Они же, эти дамы, послали его еще раньше стажировать в Клайпеду и Палангу, в их ресторанах, да со:
– Шведским Столом, Курами Гриль и фаршированными грибами котлетами, а не только, как у нас:
– Всего одной Киевской.
Вообще, можно было думать, что наступает что-то даже получше коммунизма. Проститутки свои и то, оказывается, уже были!
Мы не знали.
Тото Кутуньо и Адриано Челентано пели не, как у нас прижатыми к стене музыкальными инструментами, а со сцены в середине зала. Кабак работал до четырех утра, – там, в Прибалтике. И надо было обязательно следить, когда реципиент выпьет рюмочку, тут же сразу подойти чинно и благородно и предложить ему налить-ь другую.
У нас будет также – все были согласны. И это – понимаете ли – была Перестройка и до такой степени, что о Сухом Законе знали только те, у кого – как у него – были очереди по триста человек ко времени открытия его бара, и коктейли – другого даже для записных алкоголиков – здесь не делалось:
– Заказывали сразу по двадцать-тридцать человек, допущенных швейцаром лично к его прилавку – отвал – следующие.
Бутерброды, как при коммунизме, обычные люди брали сами с тарелки согласно взятых коктейлей.
Можно сказать, это был такой Праздник, который всегда перед вами, о котором не мечтал даже Эрнест Хемингуэй.
Появились, как из-под земли золотые пятерки, что можно подумать, их штамповали цыгане, но они сами приходили и спрашивали, нет ли на продажу лишней пятерочки.
Золотая лихорадки, шотландские Белые Лошади, финские Брусничные и Клюквенные ликеры, Рижские Бальзамы, которых до:
– Него и Махал Махалыча здесь отродясь не мечтали увидеть.
Часы Хонг-Конг возили сумками, импортные рубашки с золотым заколками поперек горла, – как из импортного роза изобилия. До Этого здесь даже костюмы, чтобы целиком и полностью и то не продавали, если только шить в ателье на заказ.
Джинсы уже пошли не Флиппер, как купи за сто рублей, брат приехал из Германии, захожу чемодан в нем фура этих джинсов – бери! Уже не надо, только вся в эмблемах Монтана, Вранглер – и это не цирк приехал, а один парень из Москвы, который стал здесь вести дискотеку, на выданной Ему чешской дискотеке, возил заодно с любым количеством японских двухкассетников и таких же фирменных кассет к ним Сони и ТДК – хотите чистых, а надо и Пинк Флойд, и Битлз, и Бони-Эм, и Розенбаум и с Вилли Токаревым и:
– Он вышел и упал на снег, – Александра Новикова.
Вилли Токарева повара уже не бегали слушать поближе к бару, бросая свои холодные закуски и уже почти готовых Цыплят Табака и Пельменей в Горшочке для забивших до отказала – и так каждый день – этого Центрального Кабака, – а:
– Сами и пели в такт этому:
– Сегодня баба заказала мне сазана, как никогда вдруг натяну-лося блесна, со дна я вытащил живого партизана – не знал он, бедный, что закончилась война! Эх, хвост-чешуя, не поймал я ничего, – ибо – как грится:
– У нас всё уже было-о.
Или:
– Мама Дзедун – большой шалун, он до сир пор не прочь кого-нибудь потискать! Заметит слабину, меняет враз жену, и вот недавно докатился до артистки! Он пахудал, он маху дал, у ней отрылся темперамент очень бурный! Не баба – зверь, она теперь вершит делами революции культурной!
Та-ко-го! Еще ни-ка-да не было. Ай, да, Махал Махалыч, ай да, сукин сын, устроил народу праздник на всю оставшуюся жизнь.
Старшая смены повариха, ходившая всегда, как чернушка-замарашка в подвале Собора Парижской Богоматери – попросила у директора разрешения выйти в сам этот Зрительный Зал, и почти сразу сняла двух чурок, торгующих здесь:
