– Держитесь и не теряйте веры! Вернусь скорее, чем вы успеете моргнуть.
Порыв колющего ветра пронзил Тиль, стоило ей выйти из прогретого вэна. Она захлопнула дверь и побежала прочь, понимая, что они смотрят на нее, что ей нужно быть сильной и быстрой и показать, что до ближайшего города она запросто пробежит на спринтерской скорости.
Но когда вэн скрылся из виду, Тиль притормозила. Ее легкие горели, ноги стали ватными. Какой из нее спринтер! Она была простой домашней женщиной с лишними тридцатью фунтами веса, которая чувствовала себя нормально только за столом в комнате с климат-контролем. Полная противоположность Элии, которого синдром гиперактивности держал в состоянии непрекращающегося движения – пока вирус не отобрал у него его тело.
Впереди, в полумиле, Тиль заметила дорожный знак. Попыталась вновь прибавить. Зеленый знак подполз ближе, но до него все еще было далеко. Она перешла на шаг, чтобы присмотреться, прищурилась и чуть не задохнулась от отчаяния. На знаке было написано: «Ганнисон – 13 миль».
Тиль с трудом подавила всхлип. Тринадцать миль? Да на это уйдут часы. Она представила свою семью, оставшуюся в вэне. Наверняка они уже замерзают. Окинула взглядом темный лес, обнимающий шоссе. Может быть, начать продираться через него. А вдруг там на сотни километров никакого жилья?
Альтернативы не было. Стараясь не паниковать, она вновь побежала вдоль шоссе.
Через десять минут к горлу подступила тошнота, и Тиль вынуждена была вновь замедлить бег. Подавив ладонью острую боль, пронзившую бок, она представила себе: вот они, сидят в заледеневшем вэне, и слабые облачка последнего дыхания исходят из их замерзающих губ. И она возвратится к ним, уже замерзшим, уже неживым, уже…
На мгновение она застыла. Более ужасного чувства, чем в этот краткий момент, она в своей жизни не переживала.
И вдруг она почувствовала облегчение.
Облегчение от того, что ей уже не придется менять им подгузники и пеленки, кормить их, переносить в постель. Облегчение от того, что они станут свободными от своих тел, которые превратились для них в тюрьмы. И еще от того, что, с одной стороны, она не будет свидетелем их смерти, но с другой – она и не бросает их так, как бросали и бросают своих близких многие и многие люди.
Неожиданно слух ее уловил ровный шум. Мгновение, и она поняла – где-то неподалеку работает мотор машины. Она остановилась и повернулась. На дороге появился внедорожник, направлявшийся прямо в ее сторону.
Тиль вышла на дорогу, размахивая руками:
– Помогите! Эй, помогите!
Внедорожник остановился на обочине в сотне ярдов от нее.
Тиль двинулась к ней.
Из машины никто не вышел, и Тиль остановилась. Почему они выходят? Они хотят удостовериться, что она одна и без оружия?
Она сбросила рюкзак с плеч, достала пистолет – так, чтобы те, кто сидит во внедорожнике, видели это, – и засунула его за ремень джинсов. Сигнал должен быть прочитан верно: «Я могу защитить себя, но я не собираюсь никому причинить вред».
Подходя к машине, она молила господа, чтобы в нем сидели женщины или старые люди, но не бородатые мужчины с автоматическим оружием.
Дверь со стороны водителя открылась, и на дорогу вышел белый молодой мужчина в военных ботинках и винтовкой на плече.
Сердце у Тиль сжалось. Она остановилась и положила руку на рукоятку пистолета.
– Вы один? – спросила она.
– Нет.
И человек сделал шаг вперед.
