Сегодня она, однако, чувствовала, что ей нужно занять голову любыми способами. Для начала Инга все же включила бодрящую музыку, надеясь, что она вытеснит мысли, и начала наводить порядок. Быстро выяснилось, впрочем, что работа ничуть не успокаивала. Даже наоборот – монотонные действия только способствовали размышлениям. Тогда Инга решила, что сегодня в таком случае будет, наоборот, особенно любить и жалеть себя. Достав из морозилки мороженое, лежавшее там уже месяца два, она завернулась в одеяло и включила сериал. Она старалась увлечься сюжетом, прилагала настоящие усилия, чтобы не думать о посторонних вещах, но напрасно – на кромке сознания постоянно трепыхалась беспокойная мысль: вдруг о том, что произошло, узнают, вдруг ее ждет наказание? Мороженое казалось приторно сладким.
Телефон завибрировал, и Инга нервно схватила его, надеясь, что это Максим. На экране, однако, висело сообщение от матери:
«Буду в твоем районе через полчаса, хочу зайти. Ты дома?»
Инга издала очередной стон и повалилась на кровать, спрятав голову под одеяло. Полежав так, в темноте, полминуты, она снова села и ответила:
«Дома».
Мать прочитала сообщение, но ничего больше не написала, и Инга, кряхтя, выбралась из кровати. Пройдясь по квартире, она постаралась заранее оценить, что в ней может вызвать у матери недовольство. Каждый раз, приходя к Инге, та обязательно находила в ее быту какой-то изъян, причем временами строго противоположный тому, который находила раньше. В один день матери не нравилось, что Инга пьет воду из фильтра («когда ты последний раз меняла картридж? Проще уже из-под крана пить»), в другой – что Инга покупает воду в пятилитровых бутылках («ты что-нибудь слышала про экологию?»). Она замечала одну перегоревшую лампочку в люстре среди пяти, висящую в прихожей зимнюю куртку в мае, пластиковые контейнеры из-под еды в мусорном ведре. Нельзя сказать, что за все это она ругала Ингу. Она просто ее информировала, но так, что сразу становилось ясно: приличные люди такого не допускают.
Проходя мимо зеркала, Инга скользнула по нему взглядом и тут же вспомнила про синяки на шее. Выругавшись сквозь зубы, она сначала попыталась замазать их тональным кремом, но, потерпев неудачу, просто натянула водолазку с высоким горлом.
– Зачем ты так вырядилась? – спросила мать с порога, бросив на нее один-единственный взгляд, и тут же отвернулась, чтобы повесить пальто на вешалку.
– Замерзла, – буркнула Инга. Ее и без того плохое настроение моментально испортилось еще больше. Сегодня она предпочла бы вообще никого не видеть.
– Да? А мне кажется, у тебя жарища. Я принесла продукты и собираюсь приготовить обед. Ты сама себе наверняка ничего не готовишь.
Мать прошествовала на кухню, шелестя пакетом. Инга покорно уселась на стул.
– Как на работе? – поинтересовалась мать. Она стояла спиной, и Инга, в ту же секунду почувствовав, что заливается краской, этому очень порадовалась.
– Нормально, – постаралась произнести она будничным тоном. Голос тем не менее предательски дрогнул.
– Как отметили день рождения твоего начальника? Ты говорила, что покупала ему подарок.
Инга вцепилась руками в стул, словно боялась упасть. Мать обладала феноменальной способностью чуять вопросы, на которые она не желала отвечать.
– Нормально отметили, – промямлила Инга и постаралась перевести тему. – Как у тебя дела?
– Эта неделя у меня была рабочая. Из интересного – брала интервью у священника. У него очень популярный инстаграм, он там на религиозные вопросы отвечает человеческим языком. Простой дядька, выглядит искренним. Мне понравилось с ним разговаривать. Не смотрела?
