Несмотря на выходной день, в музее было пустынно. В этом зале Инга и Максим были единственными посетителями и бродили между стеллажами под неприветливым взглядом смотрительницы. От того, как пристально она за ними наблюдает, Инге казалось, что настоящие экспонаты здесь не маски и вазы, а они с Максимом.
– А что плохого в инициативе? – спросил Максим, переходя к следующему шкафу. Там на безголовом манекене с расставленными в сторону руками (что, по мнению Инги, придавало ему тревожное сходство с распятием) была выставлена какая-то национальная одежда с очень широкими рукавами.
– Ничего плохого, – отозвалась Инга, продолжая думать про распятие. – Но, во-первых, мне это как-то непривычно. Во-вторых, он совершенно не похож на человека, которому должно такое нравиться. В обычной жизни он, ну знаешь, такой нахальный, бесцеремонный. А в постели как овечка.
– По-моему, это классика.
– Но я не хочу так! Мужик должен беспокоиться о моем удовольствии, а не наоборот.
– Ну скажи ему: дорогой, а ты не хочешь поработать?
Инга вздохнула. Они добрались до конца зала и перешли в следующий.
– Я вообще пока стесняюсь с ним говорить, – наконец призналась Инга.
– Почему?
– Не понимаю, чего от него ожидать. Каждый раз, когда я настраиваюсь на определенную реакцию, он делает что-то совсем другое.
– Зато не скучно, – заметил Максим. – Посмотри, какая уродливая обезьяна.
Инга скользнула взглядом по фигурке обезьяны, но не заинтересовалась.
– Мне нравятся более традиционные отношения, – пробормотала она.
Максим ее расслышал.
– Ну с самого начала было ясно, что ничем традиционным тут не пахнет. Он твой начальник.
– Он написал, что хочет меня прямо на его диване. В кабинете.
Максим фыркнул, но ничего не сказал, наклонившись к витрине и внимательно что-то в ней разглядывая.
– Это как-то пошло, скажи? – продолжила Инга.
– Он мне вообще не нравится, – заявил Максим, отстраняясь от стекла и делая шаг к следующему стеллажу.
– Почему? Ты его даже никогда не видел! – тут же вскинулась Инга. Сейчас она бы хотела, чтобы Максим ее переубеждал, а не соглашался.
– Потому что мне кажется, что он на самом деле не нравится тебе.
Инга прикусила язык. Некоторое время они молча перемещались по залу, разглядывая предметы на витринах.
– Хотела бы себе домой такое? – спросил Максим, остановившись перед узким деревянным шкафом с перламутровой инкрустацией.
Инга серьезно оглядела шкаф.
– Вообще хороший, – наконец изрекла она. – Но, мне кажется, у меня бы не смотрелся. А ты бы?
– Шкаф с цветочками? Конечно, нет. Мне бы лучше вот коллекцию нэцкэ. С самыми глупыми лицами.
– Пыль задолбаешься стирать.
– А я под стеклом.
Они прошли дальше. Инга посмотрела на телефон. До морального права пить оставалось сорок пять минут.
– Ну а у тебя как? – спросила она.
– Что как?
– Ну, тиндер твой.
– Да так. Познакомился тут, представь себе, с англичанином.
– Ты мне не рассказывал! – обиженно заметила Инга.
Они остановились перед большой экспозицией ваз. Максим хотел пройти мимо, но Инга задержалась, внимательно изучая узоры.
– Да он поначалу даже показался мне ничего. Приехал сюда после университета и вот уже год живет в Москве и преподает английский в какой-то частной школе. Говорит, писал диплом про российскую организованную преступность в девяностых, увлекается Россией и вот воспользовался вакансией, чтобы тут пожить.
– Ну пока звучит не так плохо. Тебе такое должно нравиться.
