Как ни медленно тянется время, когда жизнь однообразна и пуста, оно все же неумолимо движется вперед.
Февральские события 1917 года в России, о которых пленным сообщил барон, всколыхнули всех. Император отрекся от Трона? В столь тяжкое для Империи военное время? О, Боже, Боже! Что же происходит? Припомнились кем-то сказанные о Николае II слова: «Он способен сидеть на Троне, но не способен стоять во главе России». Горькая, горькая правда. Вместе с горечью появилась надежда и ожидание перемен, однако тянулись дни, недели, месяцы и ничего не менялось в размеренном существовании пленных. Изменился только барон. Он даже как будто помолодел. Как-то во время вечернего чаепития, находясь в приподнятом настроении, барон сделал логическое построение, смысл коего свел к следующему: страна, в которой государь отрекся от престола, а власть перешла в руки Временного Правительства, толкующего о каких-то свободах в военное время, вряд ли может вести войну должным образом. А это и есть шанс для Германии. Нет, не шанс победоносного завершения войны, это невозможно. Шанс более – менее достойного окончания войны, хотя бы без огромных потерь, полного разгрома и позорной капитуляции. Известие об Октябрьском перевороте в России придало барону очередную порцию оптимизма и вызвало полное недоумение у пленных офицеров. Что за орган власти – Совет? Какой декрет о мире во время войны? Что, что происходит в России? Однако именно после известий об октябрьских событиях наступили кардинальные перемены в их положении. Прибывший в имение барона правительственный чиновник объявил пленным сногсшибательную новость: господам офицерам предоставляется возможность возвращения на Родину. Каких-либо объяснений со стороны чиновника не последовало, поэтому пленные офицеры пришли к общему мнению – события в России приняли такой оборот, что германским властям по каким-то соображениям представилось выгодным отказаться от рабского труда пленных и переправить их в Россию.
Дальнейшие события напоминали фильм с ускоренной съемкой. Доставка на пароходе в Кенигсберг, затем по Куршской Косе в Мемель и, наконец, Петроград. И только оказавшись в Петрограде, оглушенные, потерянные и никому не нужные офицеры, окончательно осознали, что они стали бывшими офицерами канувшей в Лету Империи. Осознали, что страна, погруженная в пучину хаоса, стоит на пороге кровавой внутренней войны, которая, конечно же, окончательно поставит крест на любой возможности продолжения войны с Германией. Что же делать? На юг, на юг! Там создается ядро борьбы с этой непонятной, гипнотически завораживающей толпу властью, призывающей разрушить все до основания, чтобы затем построить что-то новое. Что можно построить на руинах? Что, что это может быть? Нет ответа. На юг, на юг!
События последующих лет сложились в страшную мозаику кровавой братоубийственной мясорубки. Армия Деникина, затем Каппелевский корпус армии Колчака, надежды и поражения, и кровь, кровь и полный мрак в душе от непонимания происходящего, от неразрешимого вопроса – зачем все это? И постоянная мысль, от которой невозможно избавиться ни днем, ни ночью – мысль о семье.
Все эти годы полковник ничего не знал о своей дочери, не знал даже, что его жены уже нет в живых. Не раз Николаев вспоминал барона Хоффа и его пророческие слова: «Знать, что будет, нам не дано, но прочувствовать придется. Каждому – свое. Действительно пришлось».
