Helter Skelter. Правда о Чарли Мэнсоне - страница 29

Обнаруженные в автомобиле Парента часы остановились в 00:15 – приблизительно во время убийств. Конечно, это могло быть исключительным совпадением, но логика подсказывала, что Парент установил их, показывая Гарретсону, и выключил перед самым уходом. Это совпадало с оценкой времени самого Гарретсона.

По словам подозреваемого, после ухода Парента он написал несколько писем и слушал пластинки, а спать отправился лишь незадолго до рассвета. Заявив, что в течение ночи не слышал ничего необычного, Гарретсон признался, что был напуган: вскоре после ухода Парента он заметил, что дверная ручка опущена вниз, словно кто-то пытался открыть дверь. А потом, подняв трубку телефона, чтобы узнать точное время, он не услышал гудка.

Как и прочие офицеры, Бердик счел маловероятным, чтобы Гарретсон, якобы проведший на ногах всю ночь, ничего не заметил, – тогда как живущие поодаль соседи отмечали выстрелы или крики. Гарретсон настаивал, впрочем, что не видел и не слышал вообще ничего, зато не был столь же уверен в другом: выходил ли он на задний двор, выпустив собак Альтобелли; Бердику показалось, что ответы Гарретсона в этот момент стали уклончивы. Впрочем, со двора основного здания не видно.

Насколько могли судить офицеры ДПЛА, приближался момент истины. Бердик начал закреплять контакты детектора, одновременно перечисляя вопросы, которые собирался задать. Психологическая уловка, разумеется: зная, что конкретный вопрос будет задан, но не зная, когда именно, подозреваемый должен занервничать, и это усилит реакцию. Когда все было готово, Бердик начал допрос.

– Гарретсон – твоя настоящая фамилия?

– Да.

Реакция незначительна.

– Виновен ли ты в смерти Стива?

– Нет.

Сидя спиной к аппарату, Гарретсон не видел выражения лица Бердика. Переходя к следующему вопросу, тот старался говорить спокойно, никак не показав, что на бумажной ленте детектора остался мощный всплеск.

– Ты понял мои предыдущие вопросы?

– Да.

– Ты чувствуешь себя виновным в смерти Стива?

– Что он вообще знал меня, да.

– То есть?

– Ну, что мы были знакомы. Если б он не приехал той ночью, с ним ничего бы не случилось.

Бердик поправил датчик на руке Гарретсона, попросил расслабиться, несколько минут говорил с ним неформально. Затем снова начал задавать вопросы, уже чуточку другие.

– Гарретсон – твоя настоящая фамилия?

– Да.

– Стрелял ли ты в Стива?

– Нет.

Реакция незначительна.

За рядом тестовых вопросов последовало:

– Известно ли тебе, кто виновен в смерти миссис Полански?

– Нет.

– Это ты убил миссис Полански?

– Нет.

Реакция по-прежнему незначительна.

Бердик принял объяснение Гарретсона, что тот чувствовал себя ответственным за смерть Парента, но не принимал участия ни в этом конкретном убийстве, ни в остальных. Допрос продолжался еще около получаса, и Бердик отмел несколько возможных направлений следствия. Гарретсон не был гомосексуалистом; он никогда не занимался сексом с кем-либо из погибших, никогда не продавал наркотики.

Если Гарретсон и лгал, аппарат никак на это не реагировал; тем не менее подозреваемый заметно нервничал на протяжении всей процедуры. Бердик спросил, в чем дело. Гарретсон объяснил, что по пути в камеру один из полицейских показал на него со словами: «Вот он, тот самый, что убил всех этих людей».

– Могу представить твое потрясение. Но это ведь не значит, что ты солгал?

– Нет, я просто растерян.

– Почему?

– Из-за одной вещи. Как так вышло, что меня не убили вместе со всеми?