До сих пор Хатшепсут пыталась делать вид, что ничего серьезного не произошло. Что старый воин просто ошибся или в силу возраста зря нагоняет панику без причины. Однако где-то в глубине Ка она предчувствовала – сие не так. Она поняла это уже тогда, когда спускалась из своих покоев в тронный зал. Каким бы старым ни был Пен-Нехбет, он не стал бы беспокоить царицу без видимой причины. Уж он-то знал, как она не любит, если ее дергают по мелочам. Столько лет был наставником. И вот сейчас она осознала – то была лишь попытка внушить себе, что на самом деле все в порядке. Сын Херу никуда не пропал, а просто решил поспать подольше или над всеми подшутить. Теперь же Хатшепсут ощутила, как сильно забилось сердце в груди. Тем не менее, она ничем не выдала себя.
– Вы вошли в покои, – спокойно повторила она, – и что дальше?
– Они были пусты.
– Он мог покинуть их раньше.
– Стража клянется, что сын Херу не выходил.
– Куда же он подевался? Выпрыгнул из окна? С такой высоты? Но тогда он переломал бы себе ноги! Да и не добрался бы до него без чужой помощи. Слишком высоко.
– Я не знаю, Хенемет-Амон, – впервые за их разговор голос Яхмеси дрогнул.
На несколько мгновений вновь наступила тишина. Пламя потрескивало в треножниках.
Хатшепсут поджала губы:
– Ты кому-нибудь об этом рассказал?
Яхмеси покачал головой:
– Нет, госпожа. Я и страже велел молчать.
– Мудрое решение. Не стоит распускать слухи, пока мы во всем не разберемся.
– К Аа-Хепер-Ен-Ра я тоже не пошел, – добавил Пен-Нехбет, – ему нужен покой. Да хранит Ра его Хат[2].
– Правильно, – голос царицы стал печальным, – мы все молимся Амону за его выздоровление.
Яхмеси кивнул:
– Поэтому попросил встречи у тебя, госпожа.
– Ты верно поступил, мой старый друг, – ласково заверила Хатшепсут. – Я обо всем позабочусь и сделаю все необходимое, чтобы он нашелся, как можно скорее. Благодарю за то, что поведал мне.
– Это моя вина, – произнес старик, с трудом сохраняя ровный тон, – не уследил.
– О, Усир, не терзай себя понапрасну, – ободряюще сказала царица, хотя взор ее источал лед, – не стал же бы ты всю ночь сидеть у него под дверью?
– Да, госпожа. Но я его наставник. Я должен был…
– Довольно! – мягко, но решительно прервала Хатшепсут, вскидывая руку. – Твоей вины здесь нет. И никто тебя за это не осудит. Мы найдем его. И если это какая-то шутка, то хорошенько побеседуем с ним. Что не стоит своими выходками поднимать на уши весь Уасет!
– Да, моя царица, – понуро ответил Яхмеси.
– Иди домой и отдохни, – улыбнулась Хатшепсут, – а я позабочусь об остальном.
– Слушаюсь, Великая царица, – не рискуя смотреть ей в глаза, Яхмеси поклонился.
– Ступай. И да хранит тебя Амон.
Пен-Нехбет еще раз поклонился и, тяжело перебирая ногами, направился к выходу. Сутулые плечи и понурая голова выдавали сильные переживания, нежданно свалившиеся на него.
С бледным лицом и пламенем гнева в глазах, Хатшепсут смотрела ему вслед.
***
Сененмут нервно мерил шагами комнату, когда в покоях появилась царица. Он тут же замер, будто наткнулся на невидимую стену, и воззрился на свою госпожу. Разум отчаянно пытался понять, чем закончилась встреча Хатшепсут с Яхмеси Пен-Нехбетом и в каком настроении сейчас пребывает Божественная супруга. Это позволило бы ему выбрать верную манеру общения. Обычно сие хорошо получалось. Во многом, поэтому он и смог так стремительно возвыситься. От простого зодчего до приближенного к Великой царице.
